Утром Юлька спросила:
— У тебя клопы, что ли, в раскладушке. Всю ночь вертелась, мне спать не давала.
Варя не ответила.
Да, конференцию по Тополеву пора готовить. Сам прочел, теперь надо учительнице и практиканткам. Успеют ли? Пожалуй, успеют, книжка небольшая. Вопросник составить, чтоб читатели заранее обдумали. И еще краткую биографию. Пусть ознакомятся. И план составить. Распределить обязанности, кто за что отвечает. Раз надо — значит надо. Во-первых, это Илья, а не кто другой. Во-вторых, Васицкий жмет. Нельзя же без конца с ним на ножах…
А тут еще с Гошкой чепуха творится.
В это утро начали возить книги. Думал, радость будет, а вместо этого на душе неуютность, словно я в чем-то виноват. Неприятный разговор предстоит. Уйти от него — а потом что? Приедет Анна. С кого спрос? С меня. Да и при чем Анна — не в Анне дело.
В обеденный перерыв Георгий был уже на ногах. На работу, конечно, не вышел. Я без всяких предисловий:
— К разговору способен?
Он попробовал было отшутиться. Но я на его шутку не среагировал.
— Может, капустного рассола хочешь?
— Да нет, я в порядке.
— Тогда сядь.
— А стоя нельзя?
— Не тот разговор стоя.
— Только, дядя, не очень длинно.
— Это уж как получится. Прежде всего, по первому вопросу: ты вчерашнее помнишь?
— Не очень.
— Врешь. Ни черта ты не помнишь. Ну, скажи, кто тебя домой привел?
— Можно предположить.
— Ты свои предположения оставь. Я тебе прямо скажу: привела тебя сюда моя практикантка Варя Глазкова. Вот так. Не ожидал?
Он действительно этого не ожидал. Аж позеленел весь.
— Вы шутите, дядя?
— Какие тут шутки…
Он за голову схватился и некоторое время так и сидел за столом. Я подождал, пока он переварит это известие, потом продолжил:
— А когда мы тебя на крыльцо заволакивали, ты нас такими словами крыл, от каких уши вянут.
Это на него еще сильнее повлияло — смотрю, парень сам не свой. Но, думаю, так ему и надо. Покачал он головой и говорит:
— Какой же я свинья…
— Вот это, — говорю, — ты не в бровь, а в глаз. Но ничего, посиди, подумай, а потом продолжим.
Взял я газеты свежие, просмотрел их, а он все сидит.
— Ну, а теперь по второму вопросу.
— Что я еще натворил?
— Натворить, может, не натворил, а к тому дело идет. Я насчет Вари…
Он с некоторой опаской на меня взглянул.
— Помнишь наш разговор о любви и прочем? Здесь, в этой же кухне?
— Ну…
— Ты не нукай, не вожжи в руки взял. Так вот, учитывая твои взгляды по этому вопросу, считаю своим долгом тебе сказать: Варю оставь немедля и голову ей не крути. Если грубо выражаюсь — извини. Но ты меня знаешь: сказал — сделаю. Так вот, предупреждаю, пока не поздно: как только увижу вас вместе, сразу же отправляю ее домой. Она пока что в моей власти. Напишу ей справку, что практику не закончила по личным причинам, и до свиданья. Она поплачет, поплачет, а придет время — спасибо скажет, что я ее от такого охламона сберег.
— Какое вы имеете право?!
— Очень простое. Право умного над дураком. Ты ей голову крутишь, а сам и не подозреваешь, какое сокровище у тебя в руках. Тебе забава, а она ребенок и притом доверчивый. Ты мизинца ее не стоишь. У тебя ветер в голове. Можно ошибиться, кем быть. Тут можно попробовать одно, другое. Потом найти, как будто и не ошибался. Но нельзя ошибаться, каким быть. Да разве человек, в котором есть хоть капля серьезности, мог бы так по-свински напиться? Да как ты на глаза ей теперь появишься? И вообще, пора задуматься — двадцать третий год, а от тебя что люди видели?
Говорил я это и видел, что не все до него доходит. А мне его хотелось основательно растолкать, растормошить, чтоб что-то реальное из нашего разговора получилось.
— В общем, девчонку оставь в покое. Она от одного горя не оправилась, а ты на ее голову еще одну беду валишь…
— От какого горя?
— У нее недавно мать поездом зарезало… Буквально перед отъездом…
— Мать? Поездом?!
Никак не ожидал, что это на него подействует.
— Накануне моего приезда? На станции?
— Возможно.
— Черт возьми…
Он даже побледнел. Сразу вскочил, оделся и на прощанье мне бросил:
— Почему ж вы раньше не сказали?
Непонятно, чем это его так поразило. Странно у человека мозги устроены.