— Почти готово, — она уменьшает температуры конфорки.
— Ммм ... запах бекона и моей женщины, — говорю я, вдыхая ее аромат, уткнувшись носом. — Должен признать, что я напоминаю себе пещерного человека, который готов на карачках ползти к этому запаху. – Я только, что сказал это вслух?
Она поворачивает голову и смотрит на меня, смеясь.
— Надеюсь, ты не будешь колошматить меня по голове какой-нибудь дубиной?
— Я сделал малыш получше, открыв суперски громадный банковский счет! — я самодовольно ухмыляюсь. Ее улыбка исчезает, и она слегка кивает головой, прежде чем вернуться к жарящемуся бекону.
— Садись, я положу сейчас, — тихо говорит она.
— Шарлотта, — шепчу я в ухо, сжимая ее бедра.
— Пожалуйста, Митч ... сядь, — просит она. Ее тело напрягается.
— Нет, — говорю я резко, прижимаясь к ней. — Прости, мне не следовало этого говорить.
— Все в порядке, Митч. Ты сказал правду, — она кладет бекон на бумажные полотенца.
— Нет, Шарлотта ... не отдаляйся от меня, — я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к ее пучку.
— Я сделаю тосты из твоего хлеба, — она отрезает два куска и вставляет их в тостер.
— Что ты делаешь со мной? — я отступаю на шаг, но все равно стою позади нее.
— Как на отдыхе в турецком клубе. Годится? — она поднимает на меня глаза, ожидая мое одобрение.
— Я съем все, что ты сделаешь, детка, — я пытаюсь дотронуться костяшками пальцев до ее щеки. Она вздрагивает и отстраняется от меня. Меня коробит от какого-то сокрушительного ощущения, возникшем в моей груди, но я опускаю руку, внимательно вглядываясь в ее лицо. За то короткое время, что мы знакомы, это первый раз, когда я отчетливо чувствую стену, которую она воздвигла. Вот она правда, во всей своей красе, воскресшая из-за моих слов.
Я продолжаю наблюдать за ней, как она делаем мне сэндвич, и несет мою тарелку к столу. Я достаю выпивку и занимаю свое место.
— Хочешь, я посижу с тобой, пока ты будешь есть, или мне стоит пойти в твою комнату и подождать тебя там, Митчелл?
Моя голова непроизвольно дергается от ее официального тона, она смотрит в сторону.
— Почему бы тебе не пройтись по дому, чтобы узнать, где все находится? — я стараюсь говорить спокойным голосом. Она слишком остро реагирует на все, но я совершенно не хочу, подливать масла в огонь. Она встает, в упор глядя на меня. — Иди, Шарлотта, — мягко говорю я, она почему-то выдыхает с каким-то разочарованием. — Что?
— Ты можешь попробовать кусочек сэндвича, — кивает она головой.
— Я сделаю. Иди посмотри дом.
— Мне нужно увидеть, как ты его попробуешь, — она закатывает глаза, но я все равно чувствую, что она напряжена.
— Он что отравлен? — я делаю удивленные глаза, специально поддразнивая ее и надеясь, что она вернется в свое обычное настроение.
— Нет, тупица! Мне нужно просто увидеть, что он тебе понравился! — ее нетерпение вызывает у меня смешок. Мне кажется, что она больше расстроена из-за того, что ей очень хочется увидеть, как я пробую ее сэндвич, нежели мое одобрение.
— Ты только что назвала меня тупицей? — Я пытаюсь быть суровым и сдержать ухмылку, которая все равно появляется на моем лице.
— Это намного нежнее по сравнению с тем, как я назвала тебя в уме несколько минут назад.
Ее невинное выражение лица заставляет меня захохотать. Я не могу поверить, что я принимаю во внимание все это дерьмо, и главное — наслаждаюсь им! Я перестаю смеяться, от заинтересованного взгляда, которым она меня одаривает.
— Что означает это выражение лица?
Она садится.
— Какое выражение лица?
— То, которым ты только что смотрела на меня, когда я смеялся, — я беру маленький треугольник сэндвича. Черт побери, она даже скрепила их между собой с помощью зубочистки. Кто такое делает дома? Шарлотта делает ...
Она сидит ровно, выпрямившись, на краешке стула, пока я несу сэндвич ко рту.
— Это приковывает внимание, правда ведь? — спрашиваю я. Она откидывается на спинку с полным разочарованием.
— Ты можешь просто откусить? — сдавшись, выдыхает она. Я опять доношу сэндвич до рта, но быстро кладу назад и улыбаюсь.
— Давай заключим сделку.
— Я не сумасшедшая и уже знаю, что меня ожидает за первой дверью, — она ехидно ухмыляется.
— Я заинтересован в изучении двери номер два, — подмигиваю я. Она начинает ерзать на стуле и ее щеки заливаются румянцем.