Миром, спокойствием, уверенностью веяло от старого дерева, возле которого всегда играли дети, собирались мальчишки и девчонки с красными галстуками на шеях, ведь именно на их, Гребецкой, улице в двадцатых годах была создана самая первая в стране пионерская организация. А взрослея, назначали у тополя первые свидания. Вот какое это было дерево! Дед Володи, Иван, рассказывал тут удивительные морские истории притихшей детворе, мама как-то перевязывала перебитую ногу коту Феликсу, которого принесла из Собачьего переулка Нина. А во время бомбежек сорок первого года почти все жители дома собирались под деревом, будто оно могло спасти их от фашистских бомб.
Наверное, у каждого жителя дома, - да что дома - улицы, - были какие-то веселые или грустные воспоминания, связанные с древним тополем. Вот почему даже в лютые морозы блокады, когда люди умирали не только от голода, но и от холода, ни у кого не поднялась рука на дерево! Тут прощались, уходя на фронт. Сюда подвозили санки с телом погибшего обитателя дома: «Простись, родной, с улицей, домом, с деревом...» Володя вздохнул. Улыбнулся. Настанет день, и они вернутся с Ниной в родной город, пойдут по улице к его дому, к дереву. Да, так и будет. Но скорее бы!
Грачеву только показалось, что все разведчики уснули сразу же... Сон не шел к Зое. Устала смертельно, а заснуть не могла. Зоя прислушивалась к ночным звукам, и сердце ее сжималось от тревожных предчувствий. Опыт разведчицы подсказывал ей - с каждым часом, с каждым днем их жизнь на чужой земле будет все более опасной. Они не уходит от смерти, а приближаются к той страшной черте, за которой - тьма, небытие... Они спят, но где-то кто-то думает о них, планирует, как их уничтожить, и может уже в этот момент к рощице на берегу залива катят по пыльной дороге грузовики с жандармами... Да, настанет час и кто-то самым первым из их группы упадет на землю, и они похоронят своего товарища, поспешно вырыв неглубокую яму-могилу финками. Кто же будет первым? Может - она?.. И где-то здесь, на чужой земле, может, совсем недалеко от этой прибрежной рощи, лежит вот так же, на жесткой подстилке из веток и хвои, прислушивается к ночи самый дорогой для нее на свете человек, майор Анатолий Пургин. Вспоминает ли он о ней?.. Хоть бы ты выжил, любимый! Хоть бы миновала тебя вражеская пуля!
Крутился с боку на бок, скрипел зубами Коля Прокопенко: рука будто в кипяток опущена. Он совал ладонь то под мышку правой руки, то укладывал ее себе на грудь, то покачивал, словно капризного ребенка... Как же это он так оплошал - сам себя искалечил. Как воевать однорукому, мстить подлюгам-фашистам за погибшую родню?
Крепким, освежающим сном спал Грачев, не мучился бессонницей и Федя Крохин. Снился Феде Большой Взрыв. Десятки, сотни вагонов врага палятся под откос. Все горит: вагоны, паровоз. Такой сон.
И Костя Крапивин спал отлично. Многими удивительными качествами наградила его природа и очень важным для разведчика умением отключаться. Есть свободная минута - - закрыл глаза и спит! Но чуть ветка хрустнула - Костя мгновенно очнулся, и рука потянулась к пистолету. Да, немало ему было отпущено... «Я впервые сталкиваюсь с таким слухом, молодой человек. - говорил ему седой профессор, преподававший в консерватории. – Да-с. Этот слух надо беречь. Вы станете выдающимся пианистом, Крапивин. Да-с...» А стал Костя Крапивин «выдающимся», как о нем говорил Седой, разведчиком. На редкость везучим оказался: за всю войну - ни царапины. Нет, он не бегал от опасности, но всегда получалось так, что первым, на какую-то долю секунды, но все же первым, успевал заметить врага и первым нажимал на курок автомата. Что тут было? Слух уникальный спасал или необычно развитая способность вовремя уловить надвигающуюся опасность? Музыка... В тяжелую для Родины минуту он, не колеблясь, взял в руки автомат. Верил все у него впереди... И вот что еще: чтобы вдохновенно играть о любви в смерти, надо знать, что же это такое - любовь и смерть... Все он познал, Костя Крапивин, в эти годы лишений, гибели друзей и подруг, годы поражений и побед. Вот об этом-то он когда-нибудь и сочинит симфонию...
- Костя, проснись, – Володя будил Крапивина.
- Встаю, - Костя сел, осмотрелся. По-прежнему, не убавив яркости, светила луна, под утро ветерок усилился, и роща наполнилась ровным, неуютным гулом. - Все тихо, маэстро?
Кости взял свой автомат и, уже внутренне напрягшийся, свежий, готовый к опасности, словно и не ночь еще, не самый сон, пошел на южную окраину рощи. Остановился. Прислушался и уже собирался идти дальше, как что-то насторожило его. Разведчик пристально вгляделся в густую тень от деревьев, и вдруг его как током ударило - метрах в сорока под толстым деревом стояли двое солдат. Стояли, придвинувшись друг к другу так близко, будто шептались, прикрывая рты ладонями. Так что же один у другого прикуривает! Немецкие солдаты... Рощу окружают, и покурить во время операции захотелось! А, поджидают других... Костя торопливо окинул взглядом залитое лунным светом поле перед рощей и увидел цепочку солдат. Часть из них направлялась к западной окраине рощи, другая - к южной. Беда!