И это, разумеется, был Ву.
— Ву!
— Разве до тебя не дошло мое послание? — спросил он.
— Как же, дошло, очень приятно было опять услышать твой голос, но я никак не мог тебе перезвонить, — сказал я. — Видишь ли, этот номер заблокирован станцией. Как поживает твое семейство? — У Ву с женой два сына-погодка.
— Они вернулись в Бруклин. Джейн не нравится климат.
— На Гаваях?!
— Обсерватория Мауна-Кеа, — сказал Ву. — Двенадцать тысяч футов над уровнем моря. Здесь, как на Тибете.
— Надо же, — посочувствовал я. — А твоя работа, Ву? Ты уже выследил какие-нибудь метеоры?
— Разве ты не помнишь, что я тебе говорил, Ирвинг? (Ву крайне редко называет меня Ирвингом, обычно лишь когда изрядно раздражен.) Метеорология не имеет отношения к метеорам. Она относится к погоде. Я составляю графики астрономических наблюдений, которые всецело зависят от погоды.
— Гм. Ну и как погодка, Ву?
— Великолепно! — воскликнул он с энтузиазмом и тут же понизил голос. — Поэтому, собственно, нам и удалось найти то, о чем я тебе сообщил. — Он еще понизил голос и произнес страшным шепотом: — Край Вселенной!
— Черт возьми. Ву, поздравляю, — сказал я, пытаясь сообразить, кто же потерял этот край и когда. — А отчего ты говоришь так, словно это огромный секрет?
— Из-за последствий. Абсолютно непредвиденных, если не сказать больше. Как выяснилось, мы наблюдали его почти целый месяц, ничуть не подозревая, и знаешь почему? Он оказался вовсе не того цвета!
— Не того… цвета?
— Противоположного, — объяснил Ву. — Тебе, конечно, известно о константе Хаббла, красном смещении и расширяющейся Вселенной? — Он говорил с такой уверенностью, что у меня не хватило духу его разочаровать.
— Конечно, — быстро солгал я.
— Ну что ж, наша Вселенная больше не расширяется. — Он выдержал драматическую паузу и добавил: — Более того, мои вычисления доказывают, что она начинает сжиматься! Какой там у тебя номер факса? Сейчас я тебе покажу.
Виппер Вилл в свое время первым в Хантсвилле (а возможно, и в Алабаме) обзавелся факс-машиной. Размером с пианино и не вполне электрическая, она стояла в дальнем углу конторы, а в стене за ней была устроена вентилирующая ее наружным воздухом система из гибких шлангов и печных труб. Я никогда не испытывал желания заглянуть за ее деревянный корпус или под дюралюминиевый колпак. Однако со слов Хоппи (как-то раз привлеченного Виппером Биллом к ремонту) могу сказать вам, что энергию ее разнообразные компоненты получают от сложнейшей и более нигде и никем не повторенной комбинации аккумуляторов, часовых механизмов, гравитации, гидравлики, пропана и древесного угля.
Никто не знает, кто построил эту машину и когда. Лично я даже не подозревал, что она работает, однако всего через несколько секунд после того, как я продиктовал для Ву ее номер, щелкнуло реле, и факс-машина завыла и затряслась. Она рычала и бренчала, свистела и шипела, испуская холодный пар и горячие выхлопные газы, и наконец из плетеной корзины с табличкой ВХОДЯЩИЕ выпорхнул бумажный листок и, спланировав, приземлился на полу.
Листок испещряли пурпурные значки, начертанные рукой моего друга, и в этом странном липком красителе я признал (из далекого школьного опыта) чернила для мимеографа. Формула Ву при ближайшем рассмотрении гласила:
— Что это? — осторожно спросил я.
— Именно то, что ты видишь, — отозвался Ву. — Постоянная Хаббла непостоянна, она расплывается, колеблется и дает задний ход. Ты заметил, конечно, что красное смещение сменяется голубым, ну ты помнишь, точно как у Элвиса.
— Там голубое и золото, — возразил я. — «Когда моя голубая Луна станет золотой опять».
— Ирвинг, на свете есть вещи поважнее, чем какая-то песня Элвиса! — сказал он с упреком (довольно несправедливым, так как Элвиса первым помянул именно Ву, а не я). — Знаешь, что это означает? Что Вселенная прекратила экспансию и начинает коллапсировать вовнутрь, в себя.
— Понятно, — солгал я. — А это… хорошо или плохо?
— Не слишком хорошо, — сказал Ву. — Это начало конца или, по крайней мере, конец начала. Фаза расширения, которая началась с Большого Взрыва, теперь закончена, и мы на пути к Большому Краху. Все, что только существует во Вселенной — галактики, звезды, планеты, наша Земля и абсолютно все, что на ней есть, от Гималаев до Эмпайр Стейт Билдинга, будет стиснуто в один-единственный комок размером с теннисный мяч.