— А отбить все-таки можно было! — поднял голову Ася. — Я сейчас сообразил комбинацию.
— Так, как сложилась схватка? После coupé, по раскрытому на выпаде противнику — встречным? Не отобьешь.
— Отобью! Едем ко мне сейчас. Идет, Сережа? Кстати, у меня купор сегодня: мадера пришла из-за границы — будет разливать боченок. За завтраком попробуем. Дитерихс, Урусов, едем?
Дитерихс повел усами.
— Что ж... Пожалуй, едем.
Соловьев догонял нас полным галопом.
— Гонит зря! Еще заприметит кто на скачке. Где его носило...
Выровнявшись с нами, он круто осадил лошадь.
— Нашли, должно быть. Когда я был на опушке, «там» бабий голос... как взвизгнет.
— Э, — скривил губы Урусов. — Дьявол их носит грибы искать.
Ася сморщил, сколько мог, свой не хотевший морщиниться лоб: — А ну...
Он толкнул лошадь, выбросился на два корпуса вперед из нашего ряда и, слегка запав левым плечом, в наклон конской шее, — полным раскатом прошедшим по парку голосом скомандовал:
— Эскадрон, равнение на середину, середина за мной — марш, марш!
Взвыл ветер в ушах. Мы скачем, оставив далеко позади доктора, трясущего на казенном Россинанте, между туго набитых сумок, свое огрузлое жиром и печенью тело.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы вышли с Соловьевым от Аси уже под вечер. На Литейном мальчишки бежали вприпрыжку, помахивая газетными пачками.
— «Вечерние биржевые»!
— Экстренные события! Чрезвычайное убийство досмерти патриотического губернатора! «Вечерние биржевые»!
— Скоры на-руку, писаки-то, дери их раздери, — пробормотал, улыбаясь в усы, Соловьев. — А ну, почитаем. — Он поймал пальцем мальчонка за шиворот.
— Получай, твое счастье. Какого, говоришь, губернатора?
— Патриотического, ваша милость. Сдачи, извините, не найдется.
— Брысь, голопятый.
Он развернул лист и покрутил головой.
— Мадера добрая, глаз у меня что-то... двоит. Или темно уже? Ты разберешься?
На третьей странице, жирным шрифтом, в рамочке.
— В-врут с первой строчки, — фыркнул Соловьев. — Читай, что там наворочено.
«Сегодня, в девять часов утра, в лесу близ Коломяжского ипподрома найден убитым тамбовский вице-губернатор статский советник В. В. Юренич, прибывший на этих днях в столицу для личного доклада его императорскому величеству об усмирении аграрных волнений, возникших текущим летом в означенной губернии.
На теле убитого обнаружено свыше 40 ран. По заключению врачей, покойный был подвергнут перед смертью истязаниям. Из засунутой в рот — неслыханным издевательством — записки явствует, что убийство совершено по приговору партии социалистов-революционеров. Следствием установлено, что вице-губернатор Юренич прибыл к месту своего убийства верхом на лошади, поданной ему из манежа в 6 1/2 часов утра. Дело передано следователю по особо важным делам. След преступной шайки установлен. Произведены аресты».
— Сорок ран! Где же они его так истыкали? Ах, сволочь охранная, романисты! — весело дыша мне в лицо тяжелым запахом мадеры, бормотал, заплетаясь языком, Соловьев. — Ну, видишь, все в порядке — пошло по линии. А Дитерихс еще беспокоился. Прокурор теперь там вздернет кого-нибудь из социалов: наверно есть на примете. И останется ото всего — крест да обложка! Едем в «Аквариум»: выпьем за то, что ты его так с‑саданул. Я, брат, все предусмотрел.
— Ты тут при чем?
Соловьев ухмыльнулся.
— Записку я сочинил или не я?
— Ты?
— Обязательно! Совесть-то у меня есть? Суд — дело случайное: подловили бы там еще кого, без прямого отношения — док-казывай. Пусть лучше из социалов вешают. Им так и надо. Плеве — кто грохнул? Великого князя кто?.. Сволочь... Одних стекол сколько бомбой перебили. Пусть и за Юренича отвечают — один конец.
Он заглянул под шляпку проходившей даме и прищелкнул языком.
— А в рот как записка попала?
— Да куда же ее? Просто положить — ветром сдует или вообще... слетит. В карман?.. А ежели ему брюки сопрут?.. Я ему в зубы и втиснул. У него на правой стороне двух зубов не было: так я туда, в ды-рочку.
Я сел в стоявшую у панели пролетку.
— Ты куда? — остановился прошедший сразгона дальше Соловьев. — Не говоришь: знаю! Без меня хочешь? Ну, поезжай, поезжай, сделай мне удовольствие... Как ты его с...саданул! Обидно: рассказать нельзя... Даже л‑любимой женщине...
ГЛАВА VIII
«ОТЦЫ»
Игорь был правильно осведомлен: меня вызвали на явку Центрального комитета: Лиговка, 36, 3‑й этаж, зубоврачебный кабинет.