Виктор повел плечами.
— Я, все-таки, остаюсь при своем. И уверен, не сегодня, так завтра нам к этому придется вернуться: руководство требует строжайшей централизации.
— Ну, и централизуем, — примирительно протянул Иван Николаевич. — Никто против этого не возражает. С сегодняшнего дня мы установим с товарищем Михаилом регулярные встречи: по вторникам, скажем, здесь, от пяти до шести. Подходит? Мы будем иметь информацию, он будет иметь директивы. На первое время — довольно: а там — видно будет.
Я встал и поклонился, готовясь выйти. Виктор остановил меня.
— Еще минуту. Вы читали, конечно, в газетах о казни Юренича?
— Читал.
— В правительственном сообщении, как всегда, правда и ложь. Правда в том, что Юренич убит по приговору партии, но все остальное — вымысел. Мы приготовили по данному поводу соответственное заявление. Но до опубликования его нам было бы существенно выяснить некоторые детали.
— Какие именно?
— В газетах промелькнуло сообщение, будто баба, нашедшая труп, видела перед этим в лесу каких-то офицеров. Офицерскому союзу по делу Юренича ничего не известно?
— Союзу? Нет.
— Вы как будто акцентируете: союзу? Может быть, известно лично вам?
— Мне? Да.
Толстый двинул бровями и, откинувшись на спинку дивана, тщательно и глубоко подогнул ногу.
— Что же именно?
— Прежде всего, что Юренич убит не по приговору партии.
Виктор улыбнулся снисходительной и соболезнующей улыбкой.
— То есть, как не по приговору, когда я вам докладываю, что приговор был вынесен Центральным комитетом?
— Юренич убит на дуэли.
Иван Николаевич вздергнул ногу с дивана. Виктор захлебнулся набежавшей слюной.
— Ну, уж это...
Он подумал секунду и докончил убежденно:
— Свинство.
Глаза Ивана Николаевича глядели на меня исподлобья, тяжело и остро. Холодные и чужие глаза.
— А как же записка, найденная на трупе?
— Написана одним из секундантов, чтобы навести следствие на ложный след.
Толстый засмеялся, попрежнему отводя глаз.
— Недурно придумано. Можно поручиться, что охранное клюнуло на приманку. Вы вполне ручаетесь за ваши сведения?
— Конечно.
— Вы знаете, может быть, и то, с кем дрался Юренич?
— Знаю.
— С кем?
— Со мной.
Виктор оглянулся, крякнул, притопнул каблуком и сел. За стеной детский голос уверенно и весело догнал фортепианный, одним пальцем, наигрыш:
— Неслыханно! Революционер, социалист — на дуэли... с приговоренным. Что же прикажете нам теперь делать?
Он был искренно растерян. Кудреватые волосы хохлились во все стороны. Я сказал со всей мягкостью, на которую способен:
— Но я полагаю, что здесь, в сущности, ничего не осталось доделывать.
— То есть как? — Он изловчился и посмотрел на меня обоими глазами сразу. — Вы не понимаете, в какое глупейшее положение вы поставили партию? Вы можете считаться партийным. Юренич приговорен был партией. Вы его убили: но — без санкции, и притом — чорт знает как! на дуэли. Можно ли это считать выполнением приговора...
— Для меня здесь вопроса нет. Право на кровь передоверить нельзя. Приговорить может только тот, кто лично своею рукой выполняет приговор.
— Вы отрицаете право приговора за ЦК?
— За ЦК и за кем угодно. Чтобы убить, нужно личное убеждение, совершенно твердое, что этот человек должен быть выброшен из жизни. Чужое мнение тут не при чем.
— А вы подумали о том, что же это такое будет, если ответственных политических работников вроде Юренича будет убивать каждый, кому вздумается!
— Я говорил об убежденности. Убеждение на кровь дается не так легко.
Иван Николаевич махнул пухлой ладонью.
— Чем дальше в лес, тем больше дров. Оставим теорию: у него явно опаснейший идеологический уклон.
— Вопрос, все-таки, остается открытым: как же быть?
— Прокламация готова, — прищурился Иван Николаевич. — Сдавай в набор. Кстати, чем вы убили Юревича?
— Рапирой.
Виктор зажал обеими руками виски.
— Это же форменный скандал! Если бы хоть из пистолета!
— Д-да, на этот раз, действительно, феодализм форменный, — посмеиваясь, потянулся с дивана Толстый. — А мне все-таки — нравится, ей-богу. К слову сказать, однако: не может случиться, что вся эта история выплывет наружу? Хороши мы будем тогда с нашей прокламацией, об’являющей акт партийным!