Морозов наконец отодвинул ее чертежи, поднялся и, заложив руки за спину, не спеша подошел к фотографии. Какое-то мгновение молча постоял, рассматривая ее, словно впервые видел. Потом повернулся к Надежде и улыбнулся:
— Так, значит, это вы и есть Козочка?
Надежда не знала, куда деваться. Чуть не бросилась вон из кабинета. И теперь уже пожалела, что не прислушалась к предостережению секретарши.
Может, и в самом деле надо было не с Морозова начинать?
А как раз именно зависть подруги и была причиной такого обхождения Морозова с Надеждой. Докладывая ему о ней, секретарша начала так:
— Степан Лукьянович, к вам пришла Коза.
— Какая коза?
И она подробно рассказала историю с фото. И похвасталась, что и сама когда-то вместе с мальчишками допекала Надю. Морозов в это время собирался в цех и не хотел принимать посетителей. Но вся эта история и насмешливая нотка в словах секретарши заинтересовали его: «А ну-ка, ведите свою Козу».
— Сидите, сидите, — промолвил Морозов, увидев, что Надежда сконфузилась и поднялась. И, снова взглянув на фотографию, сказал уже доброжелательно, даже с увлечением: — А знаете, что здорово: от Козы до инженера!
Надя тоже посмотрела на картину. Посмотрела впервые с такой нежностью и волнением, что едва не расплакалась. Даже эта пучеглазая коза, которую она ненавидела и проклинала, показалась сейчас особенно милой и родной.
Морозов вернулся к столу и еще раз принялся листать чертежи. Конечно, нужно было быть наивным, чтобы всерьез принять этот проект. Он еще слишком незрелый. Несовершенство переплеталось со схематизмом. Существовали уже значительно более квалифицированные проекты мощной вентиляции. Более мощной, чем та, которая действует на заводе. Но в чертежах этой Козочки что-то привлекало внимание. Уже одно то, что в них не чувствовалось заимствований, что каждый узел она разрешала по-своему, заслуживало поддержки.
— Ну что же, — по-деловому, но с той же лукавой усмешкой заговорил Морозов, — Вакансий вашего профиля у нас пока не предвидится…
Надю обдало холодом.
— Но, — продолжал он, — для воспитанницы завода нужно что-то придумать.
И спросил:
— Может, вам лучше пойти в конструкторское?
— С радостью пойду! — просияла Надя. И хотя она правильно поняла, как оценил Морозов ее дипломный проект (в сущности, он был им перечеркнут), его предложение работать в конструкторском бюро окрылило ее.
— Кстати, там уже работает из вашего института… Как его?… Выпала из памяти фамилия. Да, Заречный…
Надя ужаснулась: как же это она забыла, что и Сашко в конструкторском? И тут с ним! В одном отделе! В другой раз, конечно, она даже обрадовалась бы, что будут работать вместе, но сейчас… Как будто, сама судьба настойчиво разлучала ее с Василем и вела к Сашку.
— Что, уже не нравится? — уловил Морозов ее смущение. — Ну ладно. Подробно об этом — в понедельник. Мы подумаем.
Он сказал «мы», словно бы устройством ее на работу будет заниматься целая коллегия. Впоследствии Надежда узнала еще одну черту характера Морозова: он не любил показывать себя единоначальником и не терпел яканья.
— Товарищ Шевчук! — остановил он Надю уже на пороге. — У вас из родственников по фамилии Шевчук тут никто не работает?
— Как же, дядя мой. Обер-мастером в цеху.
— Дядя? Не знал. А что же вы, не в ладах с ним, или как?
— С дядей Марком? — удивилась она такому вопросу. — Да мы с ним… он мне как отец.
Морозов в свою очередь удивился, однако причины не сказал.
— Ну так Марко Иванович — дядя ваш — уже целый месяц не мастер. Заместитель начальника цеха.