IX
В скором времени по той же дороге в штабной колонне тронулась и группа Морозова. Отправились внезапно, как по тревоге, и теперь неслись так, словно боялись опоздать. Солнце уже поднялось, пригревало, плавило на стерне иней и золотило беспредельность степи.
За холмами вставали новые холмы, а между ними, будто реки, туманились овраги. И Надежда с волнением вглядывалась в даль. Вон за той горой покажется Днепр. Никогда еще не колотилось так сердце, никогда не перехватывало так дыхание. И, когда взбирались на ту гору и колонна замедлила ход, хотелось выскочить из машины и побежать, чтобы поскорее взобраться на этот последний перевал.
Грохот боя заметно утихал. Он перекинулся за Днепр и доносился глухими раскатами, как далекая гроза. Туда беспрерывно летели наши самолеты. Волна за волной. И уже не было господства в воздухе хищных «мессеров», «юнкерсов», как во время отступления, когда они бросались на каждую машину и даже гонялись за людьми.
Параллельно колонне по боковым степным дорогам и тропам шли женщины с детьми, узлами, торбами. Это те, что скрывались по селам, хуторам, а теперь, радостные, возвращались в город, к своим домам, еще не зная, найдут ли их в целости.
Навстречу тянулись пленные. Они плелись длинной вереницей. Шли медленно, беспорядочно, сгорбленные, понурые. Былой дух завоевательства испарился, и, виновато пряча глаза, они шли, как подсудимые истории.
Когда морозовская машина взобралась на гору, ее встретил возбужденный адъютант Гонтаря:
— Генерал просил подождать. Он вот-вот должен прибыть.
Через несколько минут подлетел генеральский виллис. В эту ночь Гонтарь руководил форсированием Днепра на правом фланге, в районе порогов. Тех самых порогов, у которых начинался его путь днепростроевца. Операция прошла удачно, и Гонтарю хотелось вступить в освобожденный город вместе с теми, с кем он отступал. Потому и послал адъютанта предупредить земляков.
Почти рядом с дорогой старчески горбился казачий курган. А ведь, должно быть, неспроста встретились они возле него. Именно здесь два года назад в такую же пору прощались со своим городом. И все, не сговариваясь, как и тогда, стали в ряд, так же, как и тогда, обнялись и замерли от волнения. Перед ними светился Днепр, а вдоль его берегов на склонах лежало Запорожье.
Лежало израненное, измученное, окутанное дымом недавних пожарищ.
Еще будет время пережить горечь утрат, будет время познать и радость, еще будет время многое переосмыслить, а сейчас стояли молча, каждого душили слезы и каждому прежде всего хотелось произнести самое выстраданное, самое вымечтанное:
— Здравствуй, родной!
Авторизованный перевод Изиды Новосельцевой.
ПРОФЕССОР БУЙКО
Повесть
Имя этого отважного советского патриота, лучшего представителя нашей интеллигенции, не забудется никогда.
I
Профессор Буйко вышел из клиники поздно. Но, пожалуй, никогда еще он не возвращался с работы в таком радостном возбуждении. Он победил смерть. Человек, которого авторитетный консилиум врачей считал уже мертвым, возвращен к жизни. Даже самые близкие друзья удивлялись упорству и самоотверженности профессора, когда он решился на эту операцию. «Зачем вам лезть на рожон, самому набиваться на неприятности, Петр Михайлович? — говорили ему товарищи по работе. — Ведь тут явный сепсис, цианоз!» Кто была его пациентка, он еще не знал. Ему было лишь известно, что она мать, совсем молодая. Впервые родила ребенка и теперь лежала без каких-либо признаков жизни.
Конец рабочего дня в больнице стихийно превратился в праздничную демонстрацию. Профессора приветствовали, поздравляли и чуть ли не на руках носили. Даже совсем уже старый и седой главный врач, возглавлявший консилиум, в восторге обнял его и расцеловал.
— Вы не вылечили ее, — сказал он, — вы ее воскресили!
Окрыленный успехом, Петр Михайлович будто помолодел.
Он отказался от машины, которую предлагал директор, и не сел в трамвай. Ему хотелось идти, идти, идти без устали.
Город сверкал в праздничных огнях. Словно в золоте, купались ветвистые каштаны.
Был субботний вечер, когда площадки и аллеи Владимирской горки особенно многолюдны. Отовсюду к горке спешили веселые стайки молодежи, неторопливо и чинно, парами и в одиночку шли люди старших возрастов. Видимо, в мире нет больше города, где так бы, как здесь, прямо на улицах, девичьи песни сливались с соловьиными.