Следом за больным юношей одна за другой вошли две девушки. У них были справки о заболевании малярией, хотя ни одна из них понятия не имела об этой болезни. После инцидента с женщиной, казалось бы, ими нужно пожертвовать, чтобы не вызвать еще большего подозрения, но профессор все же освободил их.
Фон Эндер не возражал.
Затем в комнату вошел пожилой дядька. По возрасту он не подлежал мобилизации, да к тому же был калекой. Перед тем как выйти, он неожиданно, будто невзначай, прокашлял:
— Кхе, кхе… За мной… Кхе, кхе… Перешел…
«Что это значит? — встревожился профессор. — Кто за ним, кто и куда перешел? Что это?.. Предостережение или провокация?..»
Петр Михайлович присел к столу, вынул из кармана другой, чистый платок и начал вытирать вспотевшее лицо. На дворе пламенем полыхал зной, и в комнате было невероятно душно. Вытирая лицо, профессор тайком следил, как фон Эндер встретит того, кто должен был войти за дядькой. Гебитскомиссар тоже незаметно следил за Буйко.
Вот открылась дверь. Профессор не обернулся, продолжая вытирать платком лицо. Фон Эндер копался в бумагах. Потом поднял голову, чтобы взглянуть на того, кто вошел, и вдруг как-то поспешно снова спрятал глаза в бумаги.
Профессор отвел взгляд от окна. Перед ним стоял, покашливая, высокий, худощавый юноша с болезненным выражением лица.
— На что жалуетесь? — спросил Буйко, нарочно придавая своему голосу ласковую интонацию.
Юноша показал справку. В ней было подчеркнуто: «чахотка второй стадии». Справка выдана Фастовской больницей, но подпись неразборчива…
Профессор начал внимательно выслушивать больного, не переставая одновременно наблюдать за фон Эндером. Тот наклонился над столом, озабоченно что-то писал и, казалось, был совершенно равнодушен к тому, что делает врач. Петр Михайлович еще раз, чтобы проверить себя, выслушал больного и обратился к своим коллегам:
— Я ничего не нахожу. Проверьте вы.
Больной закашлялся:
— У меня колики…
Фон Эндер сказал:
— Что-то подозрительно он кашляет.
— Это не страшно, — ответил профессор.
Фон Эндер недоуменно взглянул на Буйко и снова опустил глаза. Опытный психолог, даже не зная ситуации, а только поймав такой взгляд, как у фон Эндера, сразу сказал бы, что человек вдруг что-то потерял.
Но вот в комнату комиссии вошел высокий широкоплечий крестьянин. На правой щеке у него — длинный синий шрам. Крестьянин тяжело волочил ногу.
Это был рязанец. Тот самый безыменный спаситель профессора во время страшного этапа. Хотя он сейчас совсем не похож на того, измученного, изможденного военнопленного, но профессор не ошибся: перед ним стоял рязанец. Этого шрама, этого быстрого взгляда Петр Михайлович никогда не забудет. От волнения Буйко чуть не потерял контроль над собой, как-то выпало из сознания то, что именно здесь его другу угрожает опасность. Некоторое время он колебался: с чего же начинать?
Потом подступил ближе к рязанцу и, как всегда с напускной сухостью, спросил:
— Что с ногой?
Посетитель чувствовал себя как-то неуверенно и молча показал справку. Профессор прочел: «Пашенко Иван Григорьевич…»
«Тоже пристал к кому-то в зятья, да еще и украинизировался…» — мысленно улыбнулся Буйко, вспомнив о богатыре Бовкало.
— Константин Назарович, у него радикулит. Это по вашей части.
Константин Назарович сразу понял, что крестьянина нужно освободить от мобилизации. А профессор даже обрадовался, что рязанец очень удачно придумал себе такую болезнь.
После осмотра, который проведет Константин Назарович, они все трое будут заставлять его нагибаться, выпрямляться, приседать и в конце концов докажут фон Эндеру, что крестьянин действительно тяжелобольной.
Рязанец сначала не узнал профессора. Разве легко было узнать в этом интеллигентном человеке в белом халате того несчастного оборванца из этапа? Но вдруг в его глазах одна за другой, как молнии, блеснули две вспышки: одна — радости, другая — презрения. Какое-то мгновение они быстро чередовались: то радость отсветится ярче, то презрение. Казалось, этот молодой крестьянин вот-вот либо схватит Буйко в объятия, либо с ненавистью ударит. Для него эта встреча была такой неожиданностью, что он вдруг утратил представление, куда попал, забыл о мнимой болезни и нечаянно твердо встал на обе ноги.