Глава VII
Однажды, это было в марте, Кудрин приехал в сад, чтобы протопить дачу, привезти на санках из незамерзающего родника воды для чая и покататься на лыжах. Весна еще только-только начала обозначаться: ближе к полудню набирало силу солнце и сосульки, появившиеся с южной стороны дома, тихо плавились и с треском падали, а к вечеру снова холодало, отчаянно хрустел снег под ногами, но все равно пахло весной.
Кудрин вышел из дома, где он растапливал печку, чтобы высыпать золу в бочку и тут его окликнул сторож:
— Роман Андреич! Привет! Покалякай со мной минутку. — В неизменной кроличьей шапке, на широких лесных лыжах, он остановился возле калитки и закурил.
Кудрин знал, что сторож захотел, как всегда, поделиться с ним какими-то новостями. Высыпав золу, неповоротливо подошел, крепко пожал руку.
— Как жив-здоров, Петр Иваныч?
— Ничего, ноги еще носят. А ты, Роман Андреич, ничего не заметил?
— Где?
— В доме?
— Нет. Как было, так все на своих местах и осталось.
— А наверху?
— Наверху не был. Там холодно. Надо посмотреть. А что? В чем дело? — поинтересовался Кудрин.
Сторож сплюнул табачинки, попавшиеся на язык, потом затянулся с наслаждением, неторопливо, словно не курил давным-давно, выпустил, рассеивая, струю дыма и, показывая на соседнюю дачу, сказал:
— Вчера двое, мужчина и женщина, брали у них лестницу.
— Ну и что?
— А то! К вашему крыльцу ставили и наверх по ней к вам, — выделив последнее слово, пояснял сторож. — Я их увидал, да поздно. Когда они уже слезали. Я на том порядке был. Пока подошел — их и след простыл. Но они меня заметили. С испугу лестницу прямо на дороге бросили.
— А я иду, — начал делиться Кудрин своим впечатлением, — гляжу: лестница. Кто ее, думаю, на дорогу бросил. Может, опять кто по дачам шастал? Открыл дверь. Все как положено. Внизу у меня, в комнате, на кухне, в сенях — как неделю назад: ничего не тронуто. Даже полбутылки водки.
— Им не до водки! — сторож усмехнулся. — А что поделаешь? Природа — она такая. Свое возьмет. Скажу больше: они каждую среду приезжают. Ну я и подумал: может, сын твой с какой-то девахой? А, может, и дочь? Она у тебя девка ой видная! Точно не знаю, кто. Издали видел, а вблизи не пришлось. И все же, по-моему, кто-то из твоих. А ты попробуй, нагрянь в среду. Сам. С утра. Наверняка выследишь.
— Долго не просидишь. Выслеживать-то. Топить надо.
— Эка задача: топить! Дров у тебя вон сколько! Протопишь. Не впервой, — уговаривал сторож. — Могу и я. Но мне-то оно пошто? Они не воруют.
— Придется самому, — согласился Кудрин. И направился в дом, чтобы внимательно все осмотреть и выяснить, что же внизу пропало. И тут мысли его заработали. «Среда. Андрей в школе. А Люба? У нее в среду творческий день. Ага», — обнаружив пропажу, обрадовался Кудрин. Взяли электрокамин и два одеяла. Он быстро поднялся в мансарду — электрокамин и оба одеяла были там. Топить надо накануне. Иначе, выслеживая, дуба дашь сам. Топить будем вечером. Неужели Люба? Андрей, хотя и лось вымахал немалый, но до этого не додумается. Это, наверняка, Люба. Вот тебе и видная. Вот и артистка. Ее замуж надо выдавать. И как можно скорее. И шума большого не поднимать. Даже сторожу не говорить ничего, если она. И жене, чтоб не расстраивать. А может, ей сказать? И вообще. Как все это неприятно! Сидеть выслеживать? Сына или дочь. Не все ли равно кого? Мерзко. А что делать? Ведь и оставлять все, как идет у них по средам, тоже нельзя? К чему это приведет? Чем кончится? И кончится ли? Что-то предпринимать надо. Потребовать, чтоб женились, чтоб все оформили по-настоящему. По закону. Зарегистрировались. А что, если кого-то попросить их выследить? Это совсем плохо. Буду сам.
А как с работой? Конец месяца. Конец квартала. Отпрашиваться у Никанорова придется. Как ни крутись, а объяснять ему причину надо. Иначе не поймет. Неужели не отпустит?
Выслушав причину столь необычной просьбы Кудрина — «отпустить с утра в среду чуть ли не на целый день», — Никаноров посерьезнел дальше некуда. «Ну, начинается, — подумал Кудрин. — Рассуждения пойдут. Потом отказ».
— Конечно, как отца понять вас можно. Наверное, и я бы так поступил, случись такое. Но, с другой стороны, последняя декада месяца. Квартала. За двадцать второе кольцо на вас жалуются. Пружину клапана просят увеличить. Смотрите, сколько вопросов. Оперативка в одиннадцать. Попробуйте их утрясти. Далее. Самому заниматься слежкой, возможно, за родными детьми, по-моему, нетактично. А почему не поговорить с каждым из них? Разве проблема?
Никаноров посмотрел на начальника цеха, пока еще не приняв решения: отпускать его или не отпускать. Ну и ситуация у Кудрина. Не приведи бог, попасть в такую. Действительно, как же быть?