— Может, сторожа попросить? — неуверенно подсказал Никаноров, искренне сочувствуя Кудрину, стараясь помочь ему в поисках правильного решения.
— Я ему предлагал — отказался. Дескать, зачем мне за твоими детьми следить. Своих забот хватает. И он прав, — констатировал Кудрин.
— В таком случае, — соглашаясь с услышанным, Никаноров посоветовал, — нечего понапрасну голову ломать. Все-таки надо поговорить с каждым — и тогда что-то прояснится. А отпустить, извините, Роман Андреевич, сегодня не могу: слишком много прорех в цехе.
— А если бы на вас такое свалилось? — возмутился Кудрин. И про себя подумал: «Как жаль, что нет „папы“. И не было бы никакой перепалки. А с этим службистом кашу не сваришь. Ничего, когда-нибудь мы тебе это припомним». И вслух добавил: — Интересно, как бы вы себя повели?
— Я так бы и поступил: вначале поговорил с обоими. И с Вадимом, и с Борисом. И не сердитесь, Роман Андреевич. На производстве проблемы у нас не менее важные.
— Ладно, не будем об этом. Я прошу вас, Тимофей Александрович, о другом: никому не говорите о нашем с вами разговоре. — Кудрин пошел к двери.
С чувством горькой обиды вышел Кудрин из кабинета, мысленно еще ругаясь с Никаноровым, которого до сих пор считал более человечным. «Ученый сухарь! Кандидат наук. Ему что! У него оба парня. Им ничего не грозит. А старший, все знают, чемпион по боксу. Хорошо, когда парни. А тут, с бабами, и думай не знай что. Вот если дедом буду?! Стыд! Позор! Нет, надо что-то придумать».
В цех Кудрин вернулся злой и сердитый. И начал давать разгон хозмастеру, который первым попался ему под горячую руку.
— Почему отходы проволоки не увезли? В термическом отделении вентиляция не работает! Газировки нет! Вы чем занимаетесь в цехе? Что вы ходите друг за другом, как тени! Чтоб через час все было устранено!
Отхлестав завхоза, Кудрин тут же пригласил к себе начальника второго участка, где занимались изготовлением колец и пружины клапана, подробно разобрался по каждой позиции деталей и потребовал, чтоб не подводили.
— Глаз не спускай! Сам гляди в оба. И чтоб до моего возвращения дефицит по этим позициям снять. Усек?
— Усек. — ответил начальник участка и поинтересовался: — А вы надолго отлучаться собираетесь?
— В обед. Часа на полтора-два. В больницу. К жене съезжу. Давай, действуй.
Выпроводив начальника участка на линию, Кудрин передал рапорты в ПРБ и только после этого позвонил домой, думая, только бы не ушла дочь.
— Люба, ты еще не ушла?
— Если бы ушла, с кем бы ты говорил? — и засмеялась громко и неподдельно.
— Это хорошо, что ты дома. А то к нам сейчас должен прийти водопроводчик. Краны на кухне заменить. Дождись его. А там и Андрей вернется.
— Вечно ты, папа, не вовремя. Мне и без того очень некогда. Я должна ехать на репетицию. Завтра прием спектакля.
— Но у тебя же творческий день.
— Поэтому я и должна сегодня поработать творчески. Конечно, над ролью. Ведь завтра, понимаешь ты или нет, завтра прием спектакля. Может, судьба моя решаться будет.
— Но ведь и ты нам не чужая. Неужели нельзя час-другой посидеть дома? — не уступал Кудрин.
— Хорошо! Я до обеда побуду. А там — и не уговаривай. — И она первой положила трубку.
«Вот и прекрасно, — подумал отец про себя. — У нас к этому времени оперативка закончится».
Все время до обеда Кудрин находился в цехе, бегал по участкам, ругал мастеров за дефицит, тыча им в нос рапортичку и всеми силами старался облегчить положение дел. Но когда подошла пора обедать, в столовую не пошел: он сел в свою, уже порядком потрепанную, личную машину и выехал с завода.
«Вместо обеда, — успокаивал он себя, — выпью стакан кофе или сока. В кафе, что на развилке. До него мне добираться минут двадцать. Да там, до садов, минут семь».
Оставив машину на четвертой линии садового массива, Кудрин вынул бунт нового шланга, купленного недавно про запас, и пошагал к своей даче.
Дул резкий порывистый ветер. Со снегом он хлестал в лицо и пробирал до костей. «Вроде недавно было совсем тепло, и вдруг опять — как завернуло. Ладно горячего кофе выпил. Иначе совсем продрог бы. А что делать, если они там? Ума не приложу. А зачем, собственно, понапрасну ломать голову? Может, там и нет никого? А если есть?»
Издали рассматривая свой дом, Кудрин никакой лестницы не заметил — и немного успокоился. Вот, дескать, что значит, не пороть горячку. А то терзал себя, изводился. Но когда подошел к дому с тыльной стороны, с огорода — остолбенел: к крыльцу была приставлена соседская лестница. Он рванулся к двери, суетно защелкал ключами и едва успел открыть дверь в прихожую, как услышал осторожные, шаркающие шаги по крыше. По лестнице первым спускался здоровый парень, одетый в спортивную форму, а за ним — в своей укороченной дубленке — Люба.