— За действия отца я не отвечаю. Директор завода он. Пусть они сами разбираются, кто прав, кто виноват. В крайнем случае, есть высшие органы на это.
— До высших когда еще дойдет. А пока, может, ты поговоришь с Тимофеем Александровичем? Нельзя же быть таким жестоким, бесчеловечным. Может, отца в метизный назначит? Заместителем начальника цеха. Или участок пусть даст. Ведь отец всю жизнь заводу отдал. И нашей семье тоже жить надо. Если ты считаешь, что у нас с тобой все серьезно — попроси Тимофея Александровича. И я готова с тобой хоть завтра в ЗАГС. Или ты боишься отца? Только со мной в постели смелым стал. Ну, что притих? Отвечай.
Я молчал. Мне очень хотелось жениться на Любе. Очень! Но я не мог дать ей слово, что попрошу отца пересмотреть свое решение о Романе Андреевиче. Не мое это дело. Не знала Люба, что в нашей семье не заведено вести такие разговоры. Да и кто я такой, чтобы учить отца управлять заводом? Никогда в жизни не пойду на это. Я тоже знаю своего отца. Несправедливости он не допустит. И мне было обидно слышать, что лишь после моей просьбы об ее отце Люба согласна идти за меня замуж. Такая подачка мне не нужна. Я умышленно не отвечал ей, хотя душа моя рвалась на части. И Люба поняла, что затеяла не тот разговор. И тут же перевела его на другое.
Она осторожно прижалась ко мне и предложила:
— Можно немного помечтать вслух? О другом, конечно.
— Пожалуйста, — ответил я.
— Представляешь, Боря, скоро я сыграю свою роль. Удачно получится — следующую дадут. А там, пройдет время, может, и главную предложат. Правда, до этого далеко. И надо много работать. Но я работаю и сейчас, как заведенная. Так устаю, так мне трудно. Если бы не ты, не знаю, что со мною бы стало. Мне хорошо с тобой. В жизни всегда кто-то на кого-то должен опираться. Кто-то кому-то помогать. Хорошо, если ты не одна. А представь, я в главной роли. Мы едем на гастроли по городам. Потом в столицу. Меня там замечают и предлагают роль в кино. Я, конечно, соглашаюсь. Проходит время — картина на экранах. Приезжаю в родной город. Иду по улицам — люди узнают. Приветствуют. Просят автографы. Неужели такое может сбыться?
— Может, Люба, ведь горшки не боги обжигают, — сказал я. И почему-то испугался, если все сказанное ей осуществится. Рядом с ней я не представлял себя. — А из нашего театра традиционно брали в Москву, в ее театры, снимали в кино.
— Мне нравится с тобой ходить! — сказала Люба, видимо, польщенная поддержкой и улыбнулась. — И даже с этой твоей сумкой. Тебе, наверное, тяжело?
— Своя ноша не тянет.
— А мы обиделись?
— Тебе показалось.
— Хорошо, если так. А у меня предложение: идем к вашему дому. Ты оставляешь сумку, потом провожаешь меня, и на сегодня все.
Я согласился. Но мне показалось, что Люба чем-то расстроена. Наверное, моим отказом поговорить с отцом.
Мы шли молча. Такое бывало у нас редко. Может, Люба устала?
Еще издали я заметил, как перед нашим домом, от одного его угла до другого, прохаживался Виктор Ильич. Интересно, что он сейчас скажет?
Мы встретились напротив нашего подъезда. И когда Ильич начал пристально рассматривать нас, я почувствовал, что краснею.
После того, как я познакомил Ильича с Любой, он сказал:
— Теперь мне понятно, кто взял в плен будущего чемпиона. У меня к тебе, Борис, есть разговор.
Когда мы проводили Любу, он сказал, уже откровенно, как мужчина мужчине.
— Хороша. Не зря ты за нее вступился. Это она?
— Да.
— Очень эффектная. Красивая. Как актриса.
— Она и в самом деле актриса. Будущая. Театральное заканчивает.
— У тебя с ней серьезно?
— Вполне.
— Послушай, Борис, меня, старого зубра. Хорошая девушка, ничего не скажешь, но повремени ты с ней. Прошу, как тренер. Ведь скоро уедем на сборы. Первенство республики. Это тебе не в кино сходить. — Я понимаю, в душе Ильич был против нашего знакомства, тем более против серьезных моих намерений насчет Любы. Он продолжал: — У тебя сейчас такой цикл, когда женщины противопоказаны. Но ты не бойся, никуда они не уйдут. Конечно, за такую, как Люба, можно и с пятерыми подраться. И тем не менее, не гони лошадей, Боря. У тебя еще все впереди.
Мне не было приятно от этой просьбы Ильича. Она меня расстроила. Но он был прав. Чтобы достичь высот, надо заниматься чем-то одним. Что делать? Ведь Люба не выходит у меня из головы. Я, наверное, обидел ее своим отказом поговорить с папой. Поэтому при расставании Люба была печальна. На красивом ее лице застыли грусть, обида. Так мне показалось. А может, она устала. Ведь сама говорила, что много работает.