Фанфаронов отправился на линии.
В корпусе грохотало, ухало, изредка в этом сплошном и частотном гуле раздавались гудки автопогрузчиков, которые были едва слышны, и мгновенно растворялись в нем. То и дело навстречу попадались электрокары, нагруженные ящиками с болтами, стремянками; медленно, словно плыли в этом гуле, катили автопогрузчики, доставляющие рамы с металлом на рабочие места.
Раз-другой поздоровавшись, Фанфаронов остановился возле автоматической линии Осипова. Приветствуя его, поднял правую руку, приложил ее к надбровью, потом, склонившись ближе к лицу рабочего, спросил:
— Как дела? Новый инструмент не подводит?
— Нормально.
— А на один наряд получается?
— И даже неплохо. Ребята подтянулись. Стараются, друг о друге заботятся, аж душа радуется.
— Видал? — кивнул Фанфаронов на десятую линию, огороженную сеткой рабица и с дверью, которая запиралась на замок и сдавалась мастерами по специальному журналу. — Привезли новую. Скоро сборку начнем. К новому году закончим и на ВДНХ. У руководства есть предложение тебя направить.
— Слыхал.
— Но в этот раз конкуренты у тебя будут. Жалоба в партком поступила. Мне Бурапов сказывал. Пишут что? Все пишут. Дескать, опять одним и тем же коммунистам почет оказываем. А мы, дескать, тоже не хуже их работаем. Проценты и у нас на уровне.
— Я не по своей воле бывал на ВДНХ. Посылали, чтоб завод достойно представлял. — Осипов был явно обижен. — И если кто-то против, пожалуйста! Могу не ехать. Посылайте другого.
— А вот кипятиться ни к чему. Резонно, ты не по своей воле ездил. И будет опять так же, как лучше для завода. Между прочим, если не секрет — поделись, о чем это вы с директором частенько беседуете?
— О работе, о жизни. О чем же еще?
— А я смотрю, на оперативках он всегда меня в угол загоняет. Всякий раз в курсе дела. Как ясновидец. Натравливаешь, поди, на меня. О линиях, после воскресенья поломанных, — твоя работа. Зачем через голову прыгаешь? Зачем предложил ликвидировать корпус? Собрание — оно что, оно поддержит. Забыл, у кого работаешь? Кто тебя человеком сделал? На ВДНХ я дважды отстаивал тебя. На орден тоже я подписывал. Все у тебя есть. Почет, слава. В последний раз из Москвы с автомобилем приехал. Жаль, память коротка. Наговором стал заниматься. Не ожидал!
— А что я сказал? — удивленно спросил Осипов, вскинув голову и глядя прямо в глаза начальнику корпуса.
— Про линии, разве не ты накапал?
— Чего мне капать. Я и на бюро уже сказал об этом. На партсобрании в корпусе. Вы, кстати, цеховую парторганизацию особо не жалуете. А нашу инициативу работать на один наряд бюро поддержало. Вот данные за неделю. — Осипов вынул из кармана сложенную пополам табельную карточку: — Полторы тонны плюс. Неплохая прибавка участку.
— Я разве против? Работайте на здоровье. Но с директором — чтоб никаких шашней.
Осипова возмутило такое обращение с ним Фанфаронова. Он напрягся, сжал губы, потом подошел на шаг к нему и зло, резко заговорил:
— Вы неисправимы, Кузьма Васильевич. Хамство в крови у вас. Но я не привык к этому. И разъясняю: шашни разводят склочные бабы. Вы куда идете?
Увидев, как развернулись плечи Осипова, Фанфаронов испугался:
— В контору, к энергетику.
— Лучше, если вы поторопитесь. А то за «шашни» у меня такое желание тряхнуть стариной. — Осипов сделал шаг к Фанфаронову и тот сразу отскочил назад.
Удаляясь, Фанфаронов думал, как наиболее чувствительно проучить этого «зазнайку»? А проучить надо.
Когда начальник корпуса ушел, Осипов проверил детали, вытер руки ветошью, потом бросил ее в железный ящик для отходов и глубоко задумался. А в принципе: что мне плохого он сделал? Я и директору говорил, дескать, Фанфаронов, хотя и грубый, но в целом мужик неплохой. Исполнительный. Старательный. Уж если что припрет, то из корпуса не уйдет смену, сутки. А у Никанорова свое возражение: «Неплохой мужик — для корпуса этого мало. Надо быть еще и хорошим руководителем. Сейчас мало простой исполнительности. Нужны деловые качества, компетентность, чувство нового, инициатива, готовность брать ответственность на себя». Вон сколько всего нужно. Видимо, и в самом деле лучше оставаться простым рабочим. И зачем я только учился? А ведь и учиться уговаривал меня Фанфаронов. Тогда модно было учиться. Построили свой техникум — в него мощным потоком ринулись многие. Голод был на специалистов, на руководителей, особенно среднего звена. Это теперь их наштамповали. Даже с излишком. Мастер после техникума уже не стал так почетен. Цена его заметно поубавилась. И правильно я сделал, — думал Осипов, — что не пошел работать мастером. Хотя Фанфаронов уговаривал. Может, и к лучшему. Производство знаю не хуже любого мастера. Они сами, особенно новенькие, всегда советоваться ходят. И даже Фанфаронов. Не без цели, а чтоб узнать мнение. Вообще, он всегда с уважением ко мне относился, помогал, если была в том надобность. А когда Андрея в больницу положили — ведь это страшно представить.