Пальцев встал, прошелся по кабинету.
«А если, — подумал Никаноров, — попросить его по жалобе? Ведь анонимка. Секретарь горкома ему по плечу, если первого секретаря обкома так резко критикует! Нет, не стоит. Обойдемся». Вслух спросил:
— Может, в цеха пойдем?
— Спасибо, Тимофей Александрович. В следующий раз. Надо еще поговорить с Пармутовым, с Исаковым. Потом заехать к главному конструктору автозавода. Интервью готовлю.
Пальцев, крепко пожав руку директору, вышел.
«Эх, Пальцев, Пальцев, не простой ты человек. Это уж точно. Трудный! — думал Никаноров. — Хотя отношения наши, вроде, лучше не надо. Откровенно можно поговорить на любую тему. И говорить легко. Не волнуясь за последствия. Это с Угрюмовым легкого разговора не будет. Несколько раз приезжал. Все по жалобе. Инструктор горкома партии. Он опять уже здесь. Знает, что у меня встреча с Пальцевым. Сидит, ждет, как хищник, своей добычи. Беседа с ним предстоит нелегкая. В жалобе полно всего! Писали люди знающие. Может, кто-то из «троицы»? Все возможно. Но Фанфаронов на это не пойдет — он сам все в лицо выскажет, если сочтет нужным. Северков не настолько зол, чтоб писать анонимки. А вот Кудрин — после того, как позвонил или лично встретился с Каранатовым, попросил у него защиты и не помогло, — этот, пожалуй, и не стал церемониться. Наверное, он».
Каранатов вместе с Кудриным заканчивал школу. Потом техникум. У них было много того, о чем знали только они двое. Когда Каранатов уже после института, где учился заочно, набрал силу в райкоме, он предложил Кудрину должность завотделом промышленности и транспорта. Однако первый не согласился, потому что у Кудрина было лишь среднее техническое образование. И все стало на круги своя. И когда Никаноров еще как главный инженер завода начинал зажимать Кудрина, Каранатов, уже ставший опытным партийцем, потихоньку сдерживал норовистого руководителя. Обычно он делал это так. Смотрел план работы и выяснял, где требовалась проверка того или иного крупного предприятия района. Потом приглашал Никанорова. Разъяснял ему задачи по подготовке вопроса на бюро. Затем, после того, как прочитывал отчет о проверке, Каранатов обязательно находил недостатки и по ним делал Никанорову замечания, и тут же переходил на дела «Красного вулкана».
— Вчера были у вас на заводе. По цехам прошли. С секретарем горкома. Вы неплохо развернули фронт работ по реконструкции. Кстати, не зажимайте за нее Кудрина. Человек старается. Но что поделаешь, если у него зам не тянет?
— Это что, просьба или приказ?
— Понимайте, как угодно. Здесь важна не форма, а результат. — И добавлял сухо, резко: — Вы свободны, Тимофей Александрович. Когда потребуетесь — приглашу.
«Вот так. Когда потребуетесь — приглашу».
С Каранатовым, безусловно, приходилось считаться. И даже в тот раз, когда дело Кудрина было безнадежным, секретарь райкома остался верен старой дружбе. Никанорову он позвонил поздно вечером, перед последней оперативкой. Каранатов понимал, что просьба его — без оснований, шансов спасти друга — нет. И все же, поинтересовавшись работой АПР и корпуса, сразу перевел разговор на Кудрина.
— Не слишком ли вы жестко с начальником пружинного, Тимофей Александрович?
— Что заслужил, то и получил.
— А все-таки. Может, для начала и строгим выговором обойтись. С занесением в учетную карточку.
— Бесполезная затея. И с выговором все равно снимать придется.
— Вы, Тимофей Александрович, настроены по-особому агрессивно. А если с вами случится подобное?
— Обстановка не позволяет миндальничать. Со мной проще поступят. Таких разговоров в защиту меня вести некому.
— С кем работать будете? Так решительно всех разгоняете.