Никаноров долго задерживать людей не стал. Он изредка поглядывал на часы. И вскоре, когда, получив необходимые ответы на все вопросы, они ушли из кабинета, пригласил одного из заместителей, передал ему самые срочные дела и поехал домой, чтобы проводить Бориса. Выходит, думал он, мы останемся вдвоем с Вадимом. А если бы Марина дома была, то вся испереживалась. Хотя, наверное, немало думает о Борисе. Что-то воротничок давит. Никаноров расстегнул ворот рубашки и вдруг почувствовал, как больно защемило сердце: не на первенство республики уезжает. Там, ну синяк под глазом поставят, поддадут, на худой конец, по бороде, как следует, а все равно домой возвращается, да еще со славой и почетом. А главное — живой. Царапины, ушибы — все это временное. Все пройдет. А что ожидает его там, в армии? Куда-то в Среднюю Азию отправляют. По логике, и до Афганистана — рукой подать. А вдруг? Эта дружественная нам страна переживает сложнейший период в своей истории. Революция. Война. Интервенция. Горы. Душманы. Каждую минуту может случиться непоправимое. И каких только рассказов не понаслышался о том, что там происходит. Это не игра на ринге. Там беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть. А что, если вдруг эта встреча с Борисом последняя? Не может быть! Это ужасно! И Никанорова прошиб холодный озноб. А ведь не хотел, ой, как не хотел он думать об этом, но думалось. Помимо его воли.
Борис не афишировал свое решение и на проводы пригласил, как он сказал, лишь самых, самых. Кто же это самые-самые? Наверное, Люба, тренер. Ребята из института и команды.
Никаноров прошел в зал, поздоровался с тренером, с ребятами, потом с Олегом Фанфароновым. Борис и Вадим, обнявшись, внимательно Слушали Ильича. Больше в комнате никого не было. Сейчас соберу на стол, маленько посидим, поговорим, если получится. А там и в путь-дороженьку, сынок. Но почему же так вдруг решил уехать Борис? Что же такое случилось, что он так круто изломал свою судьбу, свою спортивную карьеру? Поднял такой переполох. Конечно, неспроста. Наверное, здесь замешана Люба. Люба Кудрина. Не иначе. А может, и не Люба? Не должно бы. Ведь она такая красивая! Пусть на сцене и сыграет, может, не лучшим образом, но одно удовольствие посмотреть на такую. Но почему ее нет на проводах? Ведь раньше, не раз и сам видел, бывала и она. А сегодня — ни самой, ни звонка. Нет, тут определенно дело лишь в ней. Как я понял Бориса, у них с Любой все самым серьезным образом. Он готов жениться. О том, что Борис встречается с Любой, первым узнал Кудрин. А потом он сказал мне. Что у нас тогда было? Ага, вспомнил! Совещание по новой технике. Когда оно закончилось, Кудрин подошел и попросил принять его на несколько минут. Немного помолчал, потом добавил: по неотложному делу. Предложил ему присесть.
— Слушаю вас, Роман Андреевич.
Кудрин, отказавшись от предложения присесть, взялся за спинку стула и начал:
— Вы знаете, что ваш сын, Борис, и моя дочь встречаются?
— Догадываюсь. Да к тому же в газете про них было. После драки у остановки они стали встречаться. Ее зовут Люба, учится в театральном. Читал. Ну, и что дальше?
Никаноров вспомнил, как он пришел домой, а Вадим тут же к нему с газетой. «Смотри, папа, что про нашего Бориса написали». Читать при всех посчитал ненужным, а в кабинете прочитал внимательно. Прерывая свои размышления, спросил:
— Что в этом плохого? Или Борис чем-то оскорбил, обидел ее?
— Не про это я. Они встречаются не как все. — Кудрин немного помедлил и уточнил: — Встречаются уже по-взрослому, по-настоящему. У нас в мансарде. Ездили туда по средам. Один раз я у вас тогда отпрашивался. Помните? Вы еще не отпускали. Сказали, в цеху проблем море. Пришлось в обед. На машине. Я их там, в мансарде, и застал. — Он понизил голос, задумался.
Выслушав, как все было, Никаноров бросил ручку, которой почему-то записывал имена детей: Борис плюс Люба. Борис плюс Люба, быстро поднялся из-за стола и подошел к Кудрину вплотную.
— Ну, и что в этом крамольного? Пусть встречаются! Они взрослые!
— Вы что, Тимофей Александрович, не понимаете? После таких встреч у них дети могут появиться. Дедушками станем. Хорошо, если законными. А когда незаконными — как-то не того.
— Что вы говорите?! — Никаноров вспомнил, что в последнее время, когда они виделись в редкие минуты дома с Борисом, он и в самом деле уловил какую-то одухотворенность во всем его облике. Парень словно парил где-то в небесах. Наверное, подумал тогда, от успехов в боксе. А тут вон, оказывается, что. А я не сообразил, что не в боксе вся жизнь. И вслух торопливо спросил: — Как же быть, Роман Андреевич?