— Не знаю.
— Вы кому-то говорили про это?
— Никому. Даже жена не знает.
— Что делать? Это очень серьезно.
— Дальше некуда. Мне кажется, надо, чтоб все, как у людей. Честь по чести. По закону.
— Тем не менее, особой горячки, думаю, проявлять не следует. Пусть все укрепится, утрясется, а я поговорю с Борисом.
— Может быть поздно.
— Неужели так далеко зашло? — Никаноров даже испугался: вдруг через несколько месяцев он действительно станет дедом?
— Да, Тимофей Александрович, зашло. Но вам-то опасности большой нет. А вот в семье Кудриных пополнение может быть.
— Что вы говорите?
— Что слышите. — Кудрин опять вспомнил длинноволосого асрежа. Видно, придется девке еще аборт делать. А чем это закончится? Вдруг рожать не будет? И с ужасом подумал: только бы ничего не просочилось. Только бы никто не накапал про асрежа Никаноровым.
— И тем не менее, Роман Андреевич, ничего путного предложить не могу. Я должен поговорить с сыном. А уж потом могу дать конкретный ответ. Пока я не готов. Не готов, понимаете? — И, пеняя на самого себя, подумал: ничего не знаю о родном сыне. А ведь это такое большое событие — любовь. Потом, наверное, свадьба, дети! Внучата появятся. Ну и пусть. Вырастим». — И вслух сказал: — Договорились, Роман Андреевич?
— Договорились, — согласился Кудрин и вышел из кабинета, мысленно ругая Никанорова за то, что он не осудил действия сына. «Ишь какой, не готов». «Горячку пороть не следует». «Ничего путного предложить не могу». Была бы у тебя дочь — тогда, наверное, по-другому бы вел себя. Сухарь.
С сыном Никаноров завел разговор, когда Борис пришел с тренировки.
— Боря, Люба Кудрина тебе нравится?
— Да, папа, очень! — не раздумывая отвечал сын.
— У тебя с ней серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Тогда в чем дело?
— В ней.
— Она не отвечает взаимностью?
— Этого не скажу. Мы живем с ней. — Борис покраснел. Но тут же взял себя в руки и продолжил: — Она меня любит, но говорит, что брак ей противопоказан. Дети фактуру испортят.
— Что за фактура?
— Ну, это фигура и все, что при ней.
— Может, поговорить с родителями Любы?
— Не надо! — воскликнул Борис, — вы все испортите. С Романом Андреевичем, говорят, у вас и так отношения неблизкие. Якобы, железки какие-то не поделили. Доказывайте друг другу, кто прав, кто виноват. А в нашу жизнь не вмешивайтесь. Я не маленький. Сам разберусь, как мне жить. И с кем.
— Боря, как ты говоришь со мной?
— Извини, папа, не знаю, как вырвалось. Извини.
Никаноров понял состояние сына и пояснил:
— Кстати, Роман Андреевич приходил ко мне, рассказывал и про мансарду. И настаивал, чтоб все у вас было, как у людей. По закону.
— Папа, разве я против? Я согласен. Хоть завтра. Пусть Роман Андреевич поговорит с Любой, а не с тобой. Вот и все.
На том, вспоминал Никаноров, вынимая спиртное из холодильника и расставляя его на столе, разговор с Борисом и закончился. Оказывается, уже тогда все было ясно. Странно другое: сам Кудрин после того совещания по новой технике тоже не подошел ко мне ни разу и вообще разговор на тему женитьбы больше не возобновлял. Зато после беседы с Вадимом, Никаноров выяснил, что в их семье Люба нравится всем. И получалось, что счастье Бориса — в ее согласии выйти за него замуж. Может, мне самому поговорить с ней? Нет, это не то. С ней говорить не надо. А вот отца ее пригласить к себе, чтоб выяснить, какова обстановка на их стороне, следует. И не откладывая.
Кудрин вошел, поздоровался и тут же сел в кресло, что напротив Никанорова, за маленьким столиком и трудно было понять: рад он приглашению или безразличен.
— Роман Андреевич, хочу вернуться к прошлой нашей беседе. Борис в ЗАГС готов. В любое время. Хоть завтра, хоть сегодня. Мы рады его решению. Поддерживаем. Почему же Люба не хочет? — Никаноров откинулся назад, сложил руки на груди и поинтересовался: — Вы говорили с ней?
— Говорил, а что толку? Ничего хорошего, Тимофей Александрович, сказать не могу. Нечем обрадовать. Люба категорически против. Но не против Бориса, а против замужества. — Кудрин говорил тихо, размеренно, как человек кем-то глубоко обиженный.
— А что она за аргументы приводит?
— Какие там аргументы! — сердился Кудрин — Смешно сказать: замужество ей противопоказано. Дескать, муж потребует детей. Их рожать надо. А роды ей фактуру, видите ли, испортят. Мне, говорит, надо утвердиться еще на сцене. А уж потом думать о ЗАГСе. Чтоб пеленать детей — с этих пор? В мою программу это не входит. Еще чего не хватало. И давайте прекратим об этом! Я давно уже совершеннолетняя. Вот так меня родная дочь. А я, дурак, если честно, о внуке мечтал.