Выбрать главу

Город светился огнями. По территории Кремля прохаживались парами, группами и в одиночку. Любят горожане погулять здесь. Никаноров вышел через Дмитриевскую башню на площадь Минина, повернул налево, к памятнику Чкалову, постоял возле него, посмотрел вниз, на Волгу, где словно лениво плыли и протяжно гудели белые пароходы, сверкающие многочисленными огнями. С Волги тянуло прохладой.

Впереди он заметил тренера Фокина и его учеников. Подходить к ним не стал. Все думы и мысли его невольно опять сошлись на Борисе. Вроде все у него было нормально. Рос, как многие другие, как большинство. Особых происшествий, кажется, и не было. Вся его жизнь, как на ладони. Хотя, постой, в восьмом классе инцидент произошел. Борис отлупил тогда десятиклассника. Казалось, избил — значит, виноват. Раз виноват — отвечай. Оказывается, избил за дело: десятиклассник отнимал деньги у мальчишек из младших классов. А соседский паренек знал, что Борис занимается боксом. Подошел к нему и, всхлипывая, все рассказал. Но в школе все получилось иначе. Рассудили так: избил — надо обсудить этот поступок на линейке. Да пригласить родителей в школу, чтобы и с ними провести беседу. Марину возмутило такое отношение к инциденту. Она ходила в школу и настояла выслушать соседского мальчика. Выслушали. И получилось, что особо наказывать Бориса не за что. Его осудили за самосуд. Дескать, не надо было таким путем. Нужно, советовали учителя, сказать им. А кто скажет? Это же верх подлости, это значит — получить пожизненное прозвище ябеды. Одним словом, выговор Борис схлопотал.

А потом эта драка на остановке. Все выяснено. Все было с самого начала ясно. Прав, что вступился. А на деле опять, что получилось? За элементарное проявление мужества, за то, что грудью встал против надругательства и оскорбления личности журналиста и будущей актрисы, отсидел двое суток. Все было включено — тренер Фокин и журналист постарались, а что толку? Потребовалось двое суток, чтобы остановить машину бюрократии. Как переживал Борис! Первое время вообще никуда не ходил. Сядет, обхватит руками голову и сидит. Молча. Отчужденно. Целые сутки ничего не ел… Потом проигрыш на первенстве ЦС. Но, видимо, наибольшую душевную травму ему нанесли отношения с Любой. Неопределенность этих отношений. Он хотел ясности. А чего хотела она? Какую роль отводила Борису в своей жизни? Видимо, не завидную. Сожителя? Как это в народе говорят, дать — дала, а замуж не вышла. Это, наверное, возмутило Бориса. Видимо, решил проверить: любовь ли у него к Любе? А все же что-то между ними произошло. Это их секрет. Именно после того, о чем они знают только вдвоем, или кто-то еще, они перестали звонить и ходить друг к другу. Практически опять чужими стали. И дело, вероятно, не в Борисе, а в Любе. Очень жаль. Как бы она вписалась в нашу семью?

В памяти Никанорова всплыл тот вечер, когда он пришел — в кои-то годы — до программы «Время».

— Папа, ты у нас сегодня «до того». — Вадим улыбнулся. — Всегда бы так. Садись с нами чай пить.

За столом восседали четверо: Вадим во главе стола, затем Олег Фанфаронов, несколько поодаль Борис и Люба. На столе виднелись остатки ужина. В руках у Любы была гитара. Ее голос Никаноров услышал еще в прихожей, когда раздевался. Поздоровавшись, он заметил, как смутилась и тут же прекратила свое выступление Люба. «В отца она. Он тоже здорово поет и играет. Гены передаются. Борис — тоже в меня. В математике смекает — дай бог каждому». И тут он почувствовал, что сразу не вписался в их круг. Да разве возможно с корабля на бал? А почему бы не попробовать, если хочется быть своим человеком для своих детей? На своем корабле.

— Разрешите мне? — Вместо чая, предложенного ему Вадимом, Никаноров попросил у Любы гитару. — Я ваших песен, что там скрывать, не знаю. У каждой эпохи, у каждого поколения свои песни. Я вам сыграю ту, которая согревала нас в нелегкие годы службы. Мы служили долго — пять лет. И полюбили эту песню. «Раскинулось море широко». Исполняет Тимофей Никаноров. Участник ансамбля песни и пляски корабля «Российского».

«Товарищ, я вахту не в силах держать, — Сказал кочегар кочегару. — Огни моих топок совсем не горят. В котлах не сдержать больше пару…»

Когда Никаноров закончил петь, Люба захлопала в ладоши, восклицая:

— А вы скрывали, что у вашего отца такой талант! Прекрасно! — И это его выступление подкупило Любу. И все стали пить чай, и вот теперь — такой финал. Видимо, Люба совершила такое, чего Борис не мог ей простить. Выходит, она изменила ему? Может, разлюбила? Да, что ни думай, а всяких «может», очень много. И остается лишь предполагать, что? Да теперь разве в этом дело? Все уже свершилось. И назад не воротишь. И квартира у нас обезлюдела. В ней не стало тепла, уюта. И чего-то такого, без чего жить невыносимо тягостно. И в самом деле, выпить что ли с горя? Зайду-ка в кабачок, что в квартале от дома. Посижу там малость. Прав был коллега, напрасно к ним не присоединился. Что-то давно так тяжело не было.