Никаноров сразу восстановил в своей памяти, как это было. Он отдыхал в санатории с Мариной. Тогда собралась небольшая компания. Замминистра, замначальника главка, коллега с «Буревестника революции». Организовали уху. Все шло прекрасно. Когда начались танцы, один из присутствующих, сидевший рядом и оказывавший активное внимание Ольге, пригласил ее. Они станцевали несколько раз — и это послужило мужу предлогом для ревности. Он схватил обидчика за грудки, вспыхнула драка. Их разняли. Вечеринка была скомкана. А затем лишь в столовой, где они были соседями, он еще несколько раз видел Ольгу. И вот через столько лет встретились.
— Вы где работаете? — спросил Никаноров.
— В научно-исследовательском институте. Завсектором нормативных исследований. А вы?
— На «Красном вулкане».
— Кем? Если не секрет?
— Директором. А сегодня как здесь оказались?
— День рождения. У подруги.
— Вы с мужем?
— Нет. Мы разошлись. Он стал пить. И к тому же сошелся с такой же, как и сам, алкоголичкой. Один раз я пришла домой — они, пьяные в дым, валялись на полу. В зале. Это была последняя наша с ним встреча.
Станцевав еще один танец, они выпили. И тут Никаноров вдруг почувствовал, как его качнуло и он понял, что пора уходить: видимо, сказывалось, что давно не выпивал, с утра не ел, да и к тому же этот невероятный грохот ВИА. И он подумал: много ли человеку надо? А мы шумим, ругаемся, отношения выясняем. А эта Ольга хорошо выглядит. Глаза какие-то осветленные, груди еще тугие. Видимо, не рожала. Красивая женщина. А одна. Подруга хуже, но с кавалером. Почему же так получается?
Красивая не должна быть одинокой. Пусть и Ольга будет не одна. Со мной она будет. Вдвоем всегда лучше, чем в одиночестве. Хорошо, если есть телефон. Договорились встретиться у входа.
В голове шумело. Когда вышли на улицу, Ольга поддерживала его за руку. Он попросил ее рассказать про свою жизнь. Слушая, иногда приостанавливался, пытаясь улавливать то, что она говорила, с ужасом осознавая, что надо идти домой. И его в таком состоянии увидит Вадим. Нет, в таком виде появляться не следует. Дома меня таким еще никогда не видели. Он сказал ей об этом, и Ольга поддержала:
— Правильно. И не должны видеть.
— А что мне делать? Куда мне идти? Не на завод же?
— Зачем на завод? Ко мне. Это совсем близко.
— Неудобно.
— Мужчине и неудобно зайти к женщине? Вы меня рассмешили. Вся жизнь на этом построена. Всегда кто-то к кому-то заходит.
«А пожалуй, — подумал Никаноров, — она права. И в этом вся жизнь. Открытая или скрываемая. Да и со мной все еще не проходит, хотя идем минут сорок. И с этой селедки, стыдно признаться, опять ужасно пить хочется. Хорошо бы сейчас чайку свежего. И душ принять — сразу бы полегчало. Хотя до дома далеко. Но главное — появляться в таком состоянии не следует. А у нее телефон».
Ольга, не получив ответа, напомнила:
— Вы, случаем, не испугались ли моего предложения?
— А собственно, чего мне бояться? У вас телефон. Если что — милицию вызову. Да к тому же, если и чаем напоите — тогда совсем хорошо.
— Будет вам и чай. И телефон.
Ольга жила в двухкомнатной квартире. На третьем этаже высотного дома. Квартира метров за тридцать, со вкусом обставлена. Вот что значит женщина дома. Порядок и чистота. И как-то все располагает к отдыху.
— Снимайте костюм, рубашку и примите душ. А я тем временем займусь чаем.
Никанорову в чужой квартире, у другой женщины сразу понравилось: ухоженное, отглаженное. И это ему импонировало, как и сама хозяйка. Хотя где-то в глубине души холодок сожаления и даже опасения все еще оставался. Но вот струи теплой воды ударили в грудь, хлестнули в лицо, и он сразу обо всех своих опасениях позабыл. После горячей Никаноров включил холодную. Потом снова горячую. Неоднократное чередование свое дело сделало: Никаноров почувствовал, что в его сознании появилось просветление. И обрадовался этому, как выполнению плана в конце месяца, когда шансы на это были так ничтожно малы, что будет дальше — представить затруднялся.
Неторопливо собрался, причесался и тут, посмотрев в отпотевшее зеркало, заметил, что глаза у него красные. Еще чего не хватало, недовольно подумал он. И несколько раз подышал в полотенце, потом плотно прикладывал его к лицу, к глазам. Повторив эту процедуру несколько раз, он заметил, что краснота наконец-то исчезла. Осмотрев себя в зеркало, Никаноров заметил, что мужик он еще ничего. Крепкий. Я, наверное, долго торчу в этой ванной? Надо торопиться.
— А вот и мы! — Он осторожно прошел на кухню, откуда резко пробивался аромат хорошо заваренного чая. Цейлонский или индийский? Пожалуй, смесь.