Земля, погружённая во мрак, казалась сверху огромным чёрным экраном, не пригодным для визуальной ориентировки. Поэтому Иван Фёдорович с особенной тщательностью вёл счисление пути по скорости и времени, чтобы возможно точнее определять место самолёта в необъятном, фантастически пустынном и «мёртвом» небе.
Облаков становилось всё меньше, приходилось подолгу лететь открыто. С земли, конечно, не увидеть маленький чёрный силуэт, а вблизи — можно.
— Лишь бы наши «ястребки» не попались по дороге! — с тревогой произнёс Иван Фёдорович, внимательно всматриваясь в окна пилотской кабины.
— Чего доброго, — согласился бортмеханик, — снимут нас, а потом иди доказывай…
— А вот кто эти? — спросил Пашков и, резко развернувшись вправо, убрал газ и стал круто планировать.
Вверху проплыли пять узких крылатых теней с парными звёздочками выхлопных огней у каждой. Это были фашистские истребители, предвестники линии фронта. Нужно иметь острые глаза Пашкова, чтобы увидеть их. Самолёт Л-510 прошел под ними незамеченным.
Когда голубые огоньки вражеских истребителей растаяли в ночном небе, Иван Фёдорович дал своим моторам разные обороты — отчего ровный гул превратился в собачье подвывание — и взял курс на запад.
Бортмеханик, не заметивший, когда командир корабля двинул сектора наддува, напряжённо прислушался к работе моторов.
— Чего это они завыли, как на немецких самолётах? — сказал он.
— Вот и хорошо, — усмехнулся Пашков. — Передовую проходим, это не помешает…
— Ну и командир! — засмеялся бортмеханик. — Хитёр. Значит, звукомаскировку используете?
— Выходит, так, — согласился Пашков. — Война… Не обманешь противника, домой не вернёшься!
Звукоуловители гитлеровских зенитчиков отметили пролёт «своего» самолёта, и зенитчики пожелали ему счастливого пути.
— Выпустить шасси, — приказал командир.
— Есть выпустить шасси.
Теперь самолёт планировал с приглушёнными моторами, а выпущенные из мотогондол большие колеса, создавая дополнительное сопротивление воздуха, помогали ему быстрее терять высоту.
Квадрат 28 нашли по сигнальным кострам и по ним же сориентировались и отыскали цель № 2. Сбрасывали десант с небольшой высоты, что требовало особенной точности пилотирования и расчёта от Пашкова и расторопности от парашютистов.
Выбросив десант, он набрал высоту и полетел на юго-восток. Задание выполняли на расстроенных моторах.
А на линии фронта их всё же обстреляли. В воздухе вокруг самолёта вспыхивали разрывы, и самолёт немедленно нырял то в одно такое облачко, то в другое. В кабине запахло взрывчаткой. Летели молча, часто меняя направление и высоту полёта; молчали даже тогда, когда линия фронта осталась позади, а на земле в предрассветном сиреневом сумраке сквозь дымку и тонкий береговой туман просматривались маленькие озёра и речушки.
И лишь когда на горизонте блеснули золотистые шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости, Пашков сказал:
— Вот мы и дома.
— А разведчики?
Иван Фёдорович подумал, закурил, и уверенно произнёс:
— Вернутся и они!
Он не ошибся: из всей группы, принимавшей непосредственное участие в этой операции, погиб только один человек.
* * *
… На тот раз маршрут был усложнён несколькими изломами, потому что летели в глубоком тылу врага. А повороты всегда предусматриваются над какой-нибудь точкой. Вот и разыщи её в кромешной тьме!
Держались самых «необитаемых» районов, летели на расстроенных моторах, всем экипажем зорко наблюдали за воздухом и землёй. Разговаривали мало, больше курили — тянули одну за другой. В общей кабине лежал груз для нового партизанского отряда.
Знали расположение немецких аэродромов и крупных огневых точек. На выполнение задания ушла вся ночь. В основном всё происходило, как было задумано, и только один случай на время нарушил планы экипажа — по пути в тыл врага…
Из ночного неба вынырнуло два Мессершмитта-109 и увязались за самолётом Пашкова. Ускользая от огня истребителей, Пашков мгновенно придумал выход из положения. Совсем рядом находился немецкий аэродром, известный экипажу.
Иван Фёдорович взял курс на юго-запад.
— Куда, командир? — воскликнул бортмеханик. — Там же…