Я медленно отодвигаюсь назад, захлопывая пассажирскую дверцу своим бедром. Она следует за мной, и ее руки поднимаются к моей шее.
- Ага, уверен так и есть, - я говорю, как идиот. Я и есть идиот. Почему я вообще вышел сегодня из дома?
Ее глаза глядят на меня. Ожидая.
Нет. Этого не случится. Я не могу вызвать в себе даже чуточку энтузиазма. Но затем я думаю о том, что сегодня Анна отправится домой с мистером Гадость. Она двигается дальше. Хмурясь, я наклоняю свою голову ближе к девушке, которая хочет меня. Розовые губы приоткрываются, приглашая. Но я останавливаюсь.
Просто сделай это. Сделай это и тоже двигайся дальше. Поцелуй уже гребаную девчонку.
Она забирает шанс принять решения из моих рук. Ее губы прижимаются к моим. Это ощущается неправильно, ее губы неправильной формы. Она пахнет неправильно, сладкими цветами вместо теплых пряностей. Неправильно, неправильно, неправильно. Все мое тело испытывает отвращение. Я отскакиваю назад, вырываясь из ее объятий и что-то невразумительно мямля. Иисусе. Мой член, кажется, увял в моих шортах.
- Извини, - говорю я ей просто.
Жар заливает мое лицо. Я должен был оказаться способен хотя бы на поцелуй. Она милая, в конце концов. И жаждет меня. Но вместо этого мою плоть скрючивает. И это расстраивает меня в конец. Я заражен Анной. Я хочу пробить дыру в крыше своей машины.
Неуверенно смеясь, я отступаю в сторону так, что моя задница ударяется о машину.
- Я хм... - абсолютно больной - ... устал.
- Ага... - ее рот неправильной формы искривляется в полуулыбке. - Ты уже говорил это.
- Верно, - боже, просто помоги мне выбраться отсюда.
Но прежде чем я могу сбежать, она снова начинает говорить своим странно нейтральным тоном.
- Это из-за неё?
Я так сильно вздрагиваю, что мой локоть ударяется об окно машины.
- Неё?
Шэннон подмигивает мне.
- Ну, ты знаешь, рыжей из бара, - я не очень-то скрытен. - Она та, с кем ты порвал недавно? Она и есть Рыжая Курица?
- Рыжая Курица? - повторяю я, а моя голова начинает гудеть. Что. За. На фиг?
Девушка посылает мне успокоительный взгляд, но я очень далек от состояния спокойствия. Я вижу блеск в ее глазах, выдающий желание поделиться сплетнями. Она и правда думает, что я хочу говорить с ней об Анне? И опять же: Рыжая Курица? О, черт, нет.
- Ты знаешь, - говорит она, - одно из прозвищ, что ей дали в Твиттере и Инстаграме.
Уродливое болезненное чувство давит мне на плечи. С секунду я могу лишь смотреть на эту девушку, пока у меня в ушах нарастает шум.
- Что, чет побери, они еще говорят?
Не обращая внимания на мою более чем очевидную ярость, она отвечает:
- Что ты бросил какую-то рыжеволосую посреди двора кампуса.
Тот день все еще ранит меня. Слыша о нем еще от кого-то, я чувствую боль в груди.
- Почему они зовут ее Рыжей Курицей? - мой голос звучит так, словно исходит из длинного туннеля. Знает ли об этом Анна? Она бы возненавидела это. Возненавидела.
- Я не знаю, кто именно дал ей это прозвище.
- А что оно означает? - мое сердце колотится так сильно, что это ранит. Как правило, я держусь подальше от социальных сетей. Явно, что парни скрывали что-то от меня, потому что обычно они рассказывают мне о любой бессмыслице.
Шэннон переминается с ноги на ногу. Ее неожиданная скромность заставляет меня надавить на нее сильнее.
- Предполагаю, это потому что она пыталась заманить тебя в отношения. Ну, знаешь, забеременев.
Земля, кажется, качается подо мной, а холодный пот выступает на коже. Святое дерьмо. Анна беременна? Она не выглядела... Черт, как вообще выглядит ранняя беременность? Но она бы сказала мне об этом сегодня вечером, верно? И опять же, я довольно упорно напирал на Анну, чтобы ей было так уж просто открыться в данном вопросе. Святое чертово дерьмо, но если она...
Меня сейчас стошнит. Прямо здесь, на тротуаре Шэннон. Тем не менее, мгновенный ужас сопровождается странным видом ликования. Если Анна беременна, я пойду к ней и уже не отстану. Чертова гордость.
Почему-то я не могу сказать и слова. Чудо, что мне удается выдавить из себя следующее:
- Почему люди думают, что она беременна?
Возможно, Шэннон наконец замечает, что я почти сошел с ума, потому что она съеживается.
- Почему! - ору я в ночной тиши.
Шэннон глубоко сглатывает, ее глаза становятся круглыми.
- Ну, ты, ах... вероятно кричал на нее за то, что ваши отношения были всего лишь интрижкой и ну, ушел совсем расстроенный, а она стояла, обхватив себя за живот, так что...