– Но это в театре, мама. А в Голливуде все по-другому.
– В Голливуде бывает и хуже. Он может стать волшебным и чудесным. А может быть грубым и жестоким. Тысячи девушек потеряли там не только мечты.
Элизабет уставилась на сломанный ноготь на мизинце.
– Разумеется, – немного помолчав, продолжала Карен, – все гораздо проще, если рядом есть свой человек – мама, например…
Элизабет тотчас же воспрянула духом.
– Ты серьезно? Значит, ты мне поможешь?
– При одном условии.
Девочка снова нахмурилась.
– При каком условии?
– Что ты получишь образование. Ты будешь брать уроки драмы и посмотришь, насколько ты талантлива и хватит ли у тебя на все это выдержки. И ты дашь себе немного времени, чтобы проверить, будешь ли ты так же гореть лет через шесть.
– По-моему, ты сказала «одно условие»? – вставила Элизабет.
– Прошу не умничать, сударыня. Так мы заключаем сделку или нет?
– А эти уроки драмы? Где я их буду брать?
– Ну, не знаю. Есть Американская академия искусств и наук, Театральная школа, Институт Ли Штрасберга.
– Но, мама, все это в Нью-Йорке. – Элизабет медленно встала – на ее лице читалась надежда и радость. – Неужели ты хочешь, чтобы я вернулась домой? И мне можно не оставаться в «Ле Берже»?
– Я думала, тебе там нравится…
– Мне нравилось. То есть нравится. Но Эрин так скучает по своим, в конце семестра она едет домой. Питер тоже заканчивает и переходит в Оксфорд. А без них… – Элизабет поколебалась. – По правде говоря, я тоже немного скучаю по дому, иногда…
Карен кивнула. Она и сама уже об этом догадалась. Однако у Элизабет слишком быстро менялось настроение, и было очень трудно разобраться, что она чувствует на самом деле.
– Тогда в понедельник мы можем поговорить об этом с мадам Гилле. Пока же, надеюсь, ты понимаешь, что я не потерплю плохих отметок, сумасшедших нарядов и мальчиков в твоей спальне.
Но Элизабет уже не слушала. Соскочив с кресла и схватив Карен за руки, она закружила ее по комнате.
– Обещаю! Я все обещаю. Мамочка, ты просто прелесть! Я так счастлива. – Неожиданно став серьезной, она перестала танцевать. – А ты думаешь, меня примут в «Ли Штрасберг»?
– Наверное, если ты покажешь себя подающей надежды и решительной.
Сияя от радости, Элизабет обняла Карен за шею и стиснула ее в объятиях.
– Я так и сделаю! Обещай, что ты будешь гордиться мной.
– Я уже горжусь тобой, детка. – Она шутя хлопнула ее пониже спины. – А сейчас прими-ка душ, надень пижаму, и мы с тобой пару часиков поспим.
Увернувшись, Элизабет озорно улыбнулась матери:
– Я согласна, но сначала, chere maman, ты тоже мне кое-что объяснишь.
Карен, которая уже стелила постель, засмеялась:
– И что же именно я должна тебе объяснить?
– Кто тот красавец, которого ты посылала меня спасать?
– Ну, что скажете?
Парикмахер Луизы Прэгер отступила назад с гордой улыбкой на круглом, как у пупсика, личике.
– О, Цецилия!
Сидя в своей спальне перед зеркалом, Луиза вглядывалась в собственное отражение с удовольствием и со страхом.
– «О, Цецилия!» – это хорошо или, наоборот, вам не нравится?
– Не знаю.
Поворачивая голову, Луиза робко трогала свои локоны. Цецилия перекрасила ее черные волосы в светло-каштановый цвет и сделала модельную пышную прическу, так что Луиза стала выглядеть на несколько лет моложе. Затем, выщипав ей брови, Цецилия «подняла» их выше и в завершение нанесла на веки бронзовые тени, на щеки – розовый румянец, а на губы – персиковый блеск.
– Не… не слишком ли все это?
– Ну что вы! Потрясающе выглядите. И честно говоря, вам давно уже надо было обновиться.
Луиза нерешительно коснулась пальцами щеки. «Какая ерунда!» – усмехнулась она про себя, чувствуя, как уже теряет интерес к своей новой внешности. С глупой затеей сменить имидж Луиза согласилась лишь потому, что ее мать считала, будто только так дочь сумеет вернуть Макса. Однако теперь, глядя на незнакомку в зеркале и думая об огромной сумме, потраченной на платья, которые скорее всего она так и не осмелится надеть, одинокая женщина уже засомневалась в правильности своего решения. Как этот новый облик может вернуть ей то, чего у нее никогда не было?
С губ сорвался вздох. Через два дня уезжать, а она уже совершенно расклеилась…
– Что-то не так, миссис Прэгер?
Луиза схватилась рукой за горло. Сердце снова забилось как-то странно, с перебоями.
– Нет-нет, все в порядке. Просто… – Она перехватила в зеркале взгляд Цецилии. – Ты не забыла?..
Парикмахерша не дала ей договорить.
– Конечно, нет. – И достала из косметички два полиэтиленовых пакетика: один с белыми, а второй с красными капсулами. – С ними вам совершенно не о чем беспокоиться. Только не смешивайте со спиртным, ладно?
С облегчением Луиза кивнула и отдала заранее приготовленные пять тысячедолларовых купюр.
– Я буду осторожна, – пообещала она, с нетерпением ожидая, когда Цецилия наконец уйдет.
– Увидимся, когда вы вернетесь, миссис Прэгер. От всей души желаю вам приятно провести время.
Едва оставшись одна, Луиза поспешила в ванную. Ее руки дрожали, пытаясь справиться с завязанным на пакетике узелком. «Да что это со мной такое? – удивилась Луиза. – Как я собираюсь ехать во Францию, если меня постоянно держит это проклятое напряжение?» Из зеркала на нее смотрели огромные, с лихорадочным блеском глаза. Быть может, стоит иногда добавлять еще одну «красную»? Только на время поездки…
Несколько секунд Луиза разглядывала на ладони капсулу, помня о предупреждении Цецилии. Затем, представив всю тяжесть испытания, которое ее ожидало, достала еще одну и проглотила обе капсулы.
ГЛАВА 41
Оружие было доставлено через два дня после первой встречи Хардгрова с безымянным другом Эда.
Все в той же панаме, черных очках и безвкусно подобранной одежде коротышка пришел к Хардгрову в субботу утром и положил на кровать синюю парусиновую сумку.
– Проверьте, – коротко скомандовал он.
Кроме пистолета, в сумке лежали еще коробка с девятимиллиметровыми патронами и две кожаные кобуры. Одна крепилась на лодыжку, вторая кобура на широкой петле прищелкивалась к поясу брюк.
– Все в порядке? – спросил гость.
– Да. – Сунув коробку с патронами и одну кобуру в ящик стола, вторую Хардгров повесил на пояс и вложил в нее пистолет; он застегнул пиджак и, взглянув на себя в зеркало, довольно кивнул. – Все будет отлично.
Затем отсчитал пятнадцать тысяч франков. Ему вдруг показалось символичным, что жизнь мультимиллионера унесет оружие стоимостью чуть больше пяти тысяч долларов.
– Благодарю вас, – сказал толстяк, проворно пряча деньги, и, коснувшись двумя пальцами панамы, он вышел из номера.
На то, чтобы передать оружие, не потребовалось и пяти минут.
В субботу Макс стоял возле отеля «Карлтон», где только что провел двухчасовую встречу со Стью и со своим адвокатом. Собравшись было в «Маджестик», Макс вдруг передумал и решил вернуться и тут же лицом к лицу столкнулся с Карен и Элизабет.
– А мы как раз собирались к вам! – рассмеялись они.
– Значит, вы прочитали мои мысли: я направлялся к вам. Стью сказал, что не видел вас вчера, и я хотел убедиться в том, что вы здоровы.