— Придется повременить со строжкой, — обратился он к Парамонову, — займитесь пока дубленым товаром, а тем временем что-нибудь придумаем. «Надо увеличить трение, чтобы не скользило, — думал Андрей. — Но как?»
Двое рабочих на широкой трехколесной вагонетке провезли мимо кучу сухих крашеных кож, покрытых приставшими к ним мелкими опилками.
«Из отволожки, — отметил Андрей, и тут же его осенила мысль: — Опилки… Вот решение вопроса».
— Прокопий Захарович! Распорядитесь пересыпать товар сухими опилками. Строгать его будем после обеденного перерыва.
В конце смены Парамонов закончил строжку опытного передела.
Андрей взял из его рук последнюю выстроганную кожу, и по его довольному виду Василий понял, что опыт закончился успешно.
Василий снял фартук, отряхнул его от приставших опилок, повесил на гвоздь, вбитый в стену рядом с рубильником, и подошел к Перову.
— Поздравляю, Василий Михайлович, строжка в голье удалась, — сказал Андрей, пожимая руку Парамонову. — Вот и довели до конца ваше предложение.
— Не мое, а наше, Андрей Николаевич, — ответил Василий и весело посмотрел на начальника цеха.
Глава шестая
Людмила стояла, прислонившись к резному столбику крыльца. Серый пуховый платок, небрежно накинутый на плечи, свисал до самого пола.
После теплого, почти жаркого дня резкая вечерняя прохлада казалась неожиданной и даже обидной. Людмила зябко поежилась и плотнее укуталась платком.
Из гавани доносилось пыхтение и шлепание колес маневрового пароходика, разводившего баржи по причалам. На угольной площадке электростанции грейферный кран с грохотом и лязгом перебрасывал уголь из трюма баржи на обрывистый высокий берег.
Крупные мерцающие звезды густо усеяли иссиня-черное небо.
Чуть правее верхушки заводской трубы висела яркая вечерняя звезда. Клубы дыма, выползающие из трубы, расплывались и исчезали на темном небе.
Людмила, не отрываясь, смотрела на звезду. Когда яркая сверкающая точка почти скрывалась в клубах дыма, ей становилось как-то не по себе, хотелось раздвинуть пелену.
Мысли Людмилы были так же не собраны и сбивчивы, как неясные очертания клубов дыма, наплывающих на светлую звезду. «Странный человек, — думала она, — ну куда он меня завез?» Я всегда с ужасом представляла людей, обреченных жить в провинции, где-нибудь в Тамбове или Вологде, и вот попала… в Приленск… Глупая фантазерка… Он мне показался таким умным… даже талантливым… Я думала, что это настоящий большой человек. Как горячо он говорил на выпускном вечере в институте: «У всех нас одна цель — служить своему народу»… Красивые слова… И чем кончилось все это?.. Маленьким грязным заводом на краю света. И этот завод для него все. Смешно и обидно слушать, когда он говорит о своем заводе. Завод, завод и завод… В эти минуты он просто жалок… Но почему я все еще люблю его? Что в нем осталось от того Андрея, которого я полюбила?..»
Хорошее вспоминается легко.
…Это было четыре года назад. На именинах у подруги она увидела в первый раз Андрея. Сначала даже не увидела, а услышала, как он смеялся… Она запоздала и пришла, когда почти все были уже в сборе. Раздеваясь в передней, она услышала доносившийся из гостиной громкий искренний и оттого необычайно заразительный смех.
— Кто это? — спросила она подругу.
— Андрей. Товарищ моего брата, — ответила подруга.
В Андрее не было ничего эффектного, бросающегося в глаза. Разве только, когда он смеялся, в больших серых глазах прыгал озорной чертик. А так был парень как парень, чуть поразговорчивее остальных…
Потом, уже поздно вечером, пели песни… Ее усадили за рояль.
— А запевать Андрею, — сказали девушки.
Потом Андрея попросили спеть одного.
— Да, спойте, пожалуйста, — попросила и Людмила.
— Хорошо, — просто ответил Андрей, — только найдутся ли ноты?
— Что вы будете петь?
— Арию Елецкого.
— Елецкого?.. — переспросила она и, почувствовав, что послышавшийся в ее голосе оттенок удивления может обидеть, поспешно добавила: — Я помню ее без нот.
Первую фразу он спел тихо и, как показалось ей, неуверенно. Она заметила, что тревожится за него: зачем он выбрал такую трудную арию? Но голос его звучал все сильнее и свободнее, чувство тревоги отошло.