Прошло несколько дней после производственного совещания.
Андрей вместе с Юсуповым, которому снова пришлось принять кожевенный цех, зашли в строгальное отделение и остановились около машины Парамонова. Василий выключил рубильник и обернулся к ним.
— Поговорить хочу с вами, Андрей Николаевич, — обратился он к Перову после того, как они обменялись крепким рукопожатием. — Насчет сушилки.
— А что такое с сушилкой? — спросил Андрей.
— Непременно задержит нас сушилка, расширять надо.
— Почему вы так думаете? До сих пор сушильное отделение нам работу не тормозило.
— А теперь может затормозить, — возразил Парамонов. — Обувщики нас на соревнование вызвали. Нам теперь на месте стоять нельзя, а то и себя осрамим и их задержим. Ну, а раз так, — Василий широко улыбнулся, — значит, и мы поднажмем. Вот тут нас сушилка и может задержать.
— Правильно, Василий Михайлович, — согласился Андрей, — надо расширять сушилку.
Парамонов с довольным видом кивнул, потянулся к рубильнику, включил его и приступил к работе.
— Производственное совещание проводили? — спросил Перов у Юсупова.
— Нет еще.
— Что так?
— Да вот не успел как-то, — виновато улыбаясь, ответил Юсупов.
— Обязательно проведите. У рабочих немало дельных советов найдется. Но не каждый, как Парамонов, сам на ходу начальника остановит.
В обувном цехе было шумно. Хлопотливо стрекотали затяжные машины, размеренно вызванивала удары винтовая, тяжело ухали, сотрясая здание, вырубочные прессы. Приглушая все остальные звуки, прерывисто и пронзительно, как сирена, визжал околоточный станок.
Андрей остановился возле фрезеровщика Слепцова. Андрей любил людей-умельцев, и смотреть на хорошую, как он говорил, «чистую» работу было для него таким же наслаждением, как слушать песню или читать интересную книгу. Слепцов работал красиво. В движениях его не было судорожной торопливости, напротив, они были настолько плавными, что казались даже вкрадчивыми. Когда он поворачивался за очередной парой обуви, то казалось, что сапог сам шел к нему в руки. Подведя каблук к фрезерному ножу, который вращался с такой скоростью, что лопасти его сливались в сплошное светлое сверкающее кольцо, Слепцов неуловимо быстрым и в тоже время точным движением выравнивал грань каблука с одной стороны, затем повторял движение, фрезеруя другую сторону, откладывал обработанный сапог и брал в руки следующий.
Вся операция совершалась в считанные секунды.
Андрей вспомнил, как несколько дней назад на общем собрании, когда обсуждались новые нормы, Слепцов заявил:
— К Маю буду давать две нормы.
Тогда Андрей отнесся к этому заявлению недоверчиво и подумал, что новую увеличенную норму даже Слепцову в такой короткий срок вдвое не перекрыть. Сейчас он понял, что это был не юношеский задор, а твердая уверенность в себе мастера своего дела.
— Вчера вы, я вижу, особенно хорошо поработали, — Андрей кивнул на укрепленную около станка табличку показателей.
— Сегодня сделаю больше, — Слепцов весело блеснул черными, чуть раскосыми глазами и отложил в сторону отфрезерованный сапог. — Теперь дело пойдет. Хотел к Маю дать две нормы. Раньше добьюсь. Михаил Петрович хорошо мне помог.
— Чем?
— Вот фрезы, весь набор у меня теперь под руками, — Слепцов показал на небольшой аккуратный ящик укрепленный на стене против его рабочего места, — надо переставить нож, в кладовую не бегу, как раньше, потом товар запускают по ассортиментам, значит, ножи переставлять два-три раза в смену, а не десять раз. А главное, на всех операциях задел есть, значит, простоев нет.
Разговаривая с Андреем, Слепцов в то же время проворно переставил нож и начал фрезеровать следующую партию обуви.
— Выходит, начальник цеха вам хорошо помогает? — снова спросил Перов.
— Да, — коротко ответил Слепцов. — Так работать можно.
Перов пошел дальше по цеху, задерживаясь у машин, где прежде обычно создавались пробки. Но сегодня работа шла ритмично. Простоев нигде не было.
«Молодец Калугин», — подумал Андрей и, увидев в другом конце цеха высокую фигуру начальника, направился к нему.
Начальник цеха был озабочен, даже угрюм.
«С чего бы это? — удивился Андрей, — Дела у него вроде не плохи».
Но у Калугина была причина хмуриться. Вчера вечером он поссорился с женой, что случалось с ним очень редко. Жена получила телеграмму от родных. Извещали о тяжелой болезни ее матери, сообщали, что мать плоха, просит дочь приехать вместе с мужем.