И опять даже тени удивления не появилось на лице у Стеценко. Он неожиданно громко позвал:
— Дуся! Дуся! Иди-ка сюда.
Садчиков еще не успел никак отреагировать на его слова, как в комнату вошла невысокая седая женщина, и портной сказал ей:
— Вот, товарищ просит, чтобы мы помогли ему убить того фашиста, что шьет у меня костюм.
— Господи! — сказала женщина. — Да хоть бы их всех скорей поубивали!
— Так что мне сказать товарищу? — спросил Стеценко жену.
— Это уж ваше мужское дело, — отвечала женщина. — Мне, наверное, и слушать его не полагается. — Она решительно пошла из комнаты.
— Как видите, жена согласна, — заключил портной. —
Но скажите, пожалуйста, как вы это понимаете? И что будет с нами — с женой и с дочерью?
— Пойдете в партизанский отряд, освоите наш фасон, — улыбнулся Садчиков. — А заказчиками мы вас обеспечим. Договорились?
— А швейную машину я что, на себе понесу?
— Зачем на себе? Для такого дела мы найдем и машину.
— Как я понимаю, это мне заканчивать не придется. — Портной без сожаления отодвинул от себя шитье. — Слушаю вас внимательно.
На примерку Гуккерт явился в воскресенье — как всегда, в сопровождении автоматчика. Жена портного встретила их, проводила в комнату, вежливо предложила садиться:
— Зитцен зи, битте.
Портной, перекусывая нитку, кивал головой — дескать, все в порядке, через минуту начнем.
Как только Гуккерт и автоматчик сели на заранее расположенные стулья, из двух дверей одновременно появились Садчиков и три бойца. «Гостей» усадили таким образом, чтобы они сразу увидели партизан и направленные на них дула. Автоматчик вознамерился вскинуть оружие и тут же был сражен наповал мощным ударом приклада. Обер-лейтенант сидел, как загипнотизированный.
Садчиков прочел Гуккерту партизанский приговор, который на немецкий язык переводила жена портного, и с кляпом во рту фашиста поволокли в задние комнаты. Шума выстрела никто не услышал…
Возмездие, настигшее палача, всколыхнуло город. Гитлеровцы, убежденные, что приговор привел в исполнение портной — а об этом приговоре извещали распространенные в городе партизанские листовки, — искали связи портного. Но таковых не оказалось. Иван Стеценко был одним из тех патриотов, которые, испытывая в душе ненависть к захватчикам, вступили в борьбу с ними, едва представился случай. Так что гитлеровские власти напрасно выставляли засады у дома портного, допрашивали его заказчиков — след пропадал так же, как пропал сам портной и его семья.
Иван Стеценко уже осваивал не только партизанские швейные машины, но и автомат, а его жене и дочери тоже нашлось подходящее дело в отряде.
Однако история с Гуккертом на этом не кончилась. Бургомистром Могилевской области в то время был некто Базыленко. И вот неожиданно одна из городских подпольщиц, врач Нина Веселовская, сообщила нам, что бургомистр, будучи у нее на приеме, выразил желание встретиться с партизанским командованием. Он объяснил это опасением, что партизаны «отправят бургомистра вслед за Гуккертом».
Ситуация, прямо скажем, непростая, и тут возникало сразу несколько вопросов. Например, почему Базыленко обратился именно к Веселовской? Правда, в прошлом, до войны, они были знакомы, но вряд ли этого было достаточно, чтобы обращаться с подобными просьбами. Второе: почему бургомистр считает, что встреча с партизанским командованием непременно избавит его от возмездия? Он ни словом не обмолвился о каких-либо своих предложениях или готовности оказать услугу партизанам. И наконец, третье, почему Базыленко не использует другие возможности уйти от партизанского гнева? Ведь, благодаря своему служебному положению, он мог добиться перевода в другой район, где его никто не знает, и там, наученный горьким опытом, попытаться вести себя по-иному.
Было выяснено, что никакой слежки за Ниной Веселовской не было организовано — ни со стороны бургомистра, ни со стороны гестапо. Поэтому решили повременить с уходом Нины из города.
Бургомистр не заставил себя долго ждать, явился на прием к Веселовской вторично.
— В прошлый раз… — с трудом подбирая слова, начал он, — я сделал вам одно предложение… то есть обратился с одной просьбой… вы высказали лишь удивление. Просьба моя, как бы сказать… остается в силе, но если в какой-то мере неприятна вам, забудьте о ней…
— Правда, я совершенно ничего не смыслю в таких делах. Но ваш рассказ, ваше откровение не оставили меня равнодушной. Я много думала об этом, — ответила Нина, — и мне кажется, я понимаю, что движет вашей душой. И еще мне кажется, что с партизанами встретиться очень просто. Ну, право, я не знаю как… Попробуйте, что ли, поезжайте в какой-нибудь глухой район, зайдите там в лес…