— После проверки необходимость в нем отпадет, — твердо ответил Тарасов. — А без нее, уверяю, вы в результате получите, по крайнем мере, железный крест.
Тарасов видел, что молодой гитлеровец теряется в своих размышлениях, и невольно подумал, что совсем недавно и он был столь же неустойчив в своих убеждениях. Именно так его «заболтали», «запутали» абверовские агитаторы. Он даже усмехнулся про себя: не их ли методами действует он сейчас? Но тут же ответил: нет, иными, потому что разными, несоотносимо разными были конечные цели.
— Таким тоном, — попытался возразить гитлеровец, — говорят люди, у которых есть особые полномочия.
— Или убежденность в своей правоте, — властно добавил Тарасов.
Молодой щеголь не рискнул взять на себя ответственность принять решение. Он ничего не сказал Тарасову, но беседа не прошла даром. Задержанного перевели из сарая в комнату жандармерии, окно которой оказалось открытым. Тарасов раздумывал — не ловушка ли это? Дотемна из-за окна раздавались голоса гитлеровских солдат, потом все стихло.
Открыв створки, Тарасов поначалу сделал вид, что собирается подышать ночным воздухом. Никто не отреагировал на это.
Он долго вслушивался и всматривался в темноту и опять не уловил ничего подозрительного. Тогда Тарасов осторожно перебрался через подоконник и оказался в небольшом дворе, окруженном деревянным забором. Перемахнув забор, он увидел перед собой длинную, едва освещенную улицу. Преодолеть ее и выйти за расположение гарнизона, очевидно, было непросто.
И тут как всегда, пришла на помощь наша хорошо поставленная разведка. К этому времени мы уже знали, где находится Тарасов, и сам Александр Валентик взялся за исправление последствии нелепой случайности.
— Не торопись! — услышал Тарасов тихий оклик, и уже сам тон голоса заставил его поверить притаившемуся у забора человеку.
— Пойдешь за мной, — продолжал человек и тут же добавил условленное: — Птица рождена для полета.
— Как человек для счастья, — ответил Тарасов, уже без сомнений доверяясь ночному незнакомцу.
Расположение гарнизона они покинули без приключений.
8. КТО ВО ЧТО ВЕРИТ
Новый мастер злил Пономарева, но и нравился ему. Злил своей угрюмостью, небрежением, а нравился работой. Богослов не был большим ценителем искусств, но в последнее время у него стали портиться отношения с церковниками, и оживающие по его заказу фрески в какой-то мере могли поправить их. А фрески действительно оживали. Торбун работал не спеша, на совесть.
В другое время Пономарев не преминул бы похвастаться удачно найденным мастером, благодаря которому не только получил бы возможность для улучшения отношении с церковниками, но и создал бы очередную рекламу своей «общественной» деятельности в городе. Но сейчас у него были другие, более важные заботы.
Наконец-то гестапо потребовало от него многого, и он понимал, что будущее теперь определяется не его религиозными делами, а новым поприщем, которое поначалу казалось легким и принесло солидный «урожай» — около трехсот арестованных по доносам его приспешников жителей, а теперь вдруг стало серьезной обузой. Фибих требовал не доносов на подозрительных, не угодных «новому порядку» людей, он даже жаловался, что не хватает патронов для их расстрелов. Гестаповец ждал особого результата — выхода на руководство подпольем. Пономарев понимал, что на карту поставлено не только сегодняшнее его благополучие, но и завтрашнее спасение собственной шкуры.
А похвастаться богослову пока было нечем. Он приходил в церковь не столько для того, чтобы проверить работу мастера, сколько в поисках успокоения после все возраставших требований Фибиха.
Иногда требования Фибиха носили странный и непонятный Пономареву характер. Так, несколько дней назад он приказал богослову оборудовать квартиру, на которой якобы в недавнем времени скрывался бывший русский офицер Тарасов, и подобрать человека на должность хозяина этой квартиры. Пономарев отдал для этого дела одного из лучших своих подручных — Макара, и тот сразу же, облеченный особым доверием гестапо, вышел из-под повиновения и перестал отчитываться перед Пономаревым в своих поступках. Установить собственный контроль за Макаром и оборудованной квартирой богослов не рискнул.
А между тем на этой квартире происходили довольно любопытные события. Однажды на рассвете Макара разбудил требовательный стук в дверь, он отпер и увидел на пороге человека, в котором по описаниям узнал Тарасова.