Мы учитывали вероятность того, что противник проявит выдержку, именно поэтому были разработаны параллельные варианты.
В один из дней в церковь, где реставрацией фресок занимался трудолюбивый и работящий Торбун, вошли Тарасов и Таня. Они пробыли здесь недолго, выглядели скорее любопытными, нежели верующими, и в основном заинтересовались работой мастера.
После их ухода Торбун тщательно вымыл кисти, закрыл банки с красками и отправился на квартиру к главе местных церковников, своему заказчику Павлу Пономареву. Тот встретил мастера недовольно.
— В чем дело?
— Я тут… это… — сбиваясь, стал объяснять Торбун, — как бы в историю не попал.
— В какую историю? О чем ты?
— Мне бы, может, с начальником каким поговорить
— Так-так… — Пономарев все больше заинтересовывался. — Ну, говори.
— Был сегодня в церкви одни парень с барышней, — стал рассказывать Торбун. — А к ним все мастился какой-то инвалид. Только парень уж больно увлечен был… и женщиной, и наблюдением за моей работой… Никакого внимания на инвалида не обратил. А тот все ему бумажку в карман впихнуть хотел. Хотел, да промазал. Бумажка-то на пол упала. Инвалид, значит, увидел, что я заметил это, и сразу ходу из церкви. А парень с барышней, те ни о чем не ведали, ну постояли себе и ушли. А бумажку-то я поднял. Вот она, бумажка. — Он протянул Пономареву скомканный листок.
Вскоре переданная Торбуном записка лежала перед Фибихом. В ней шеф гестапо прочел: «Товарищ! Ты что-то не держишь слова. Собирался далеко, а оказался близко. По этому поводу надо объясниться. Нам твое странное поведение не нравится. Если к тебе подойдут и скажут: привет из Чернигова, ответь на вопросы. Только не вздумай играть, у нас глаза острые».
Ночью с большой осторожностью к Фибиху привезли Тарасова. Гестаповец долго осматривал «агента» и, кажется, остался доволен.
— До вас тут не дошло одно письмо. Почитайте. — Фибих подал Тарасову записку.
Тот, знакомый с ее текстом еще со времени обсуждения плана в партизанской землянке, читал внимательно и, улыбнувшись, позволил себе прокомментировать:
— Я уж думал, что только зря трачу время, без дела гоняю чаи с Макаром. Но, кажется, они сами не оставят меня в покое.
— На это мы и надеемся, — сказал Фибих. — Но теперь вносятся некоторые коррективы. Будет убедительно, если за эти дни Макар окончательно «поверит» вам как партизану и привлечет к подпольной организации. Подпольную организацию можно увеличить еще на одного члена. Я имею в виду вашу девушку. Как вы к этому относитесь?
— Боюсь, что это лишь разрушит наши отношения, — улыбнулся Тарасов. — Она слишком предана новой власти.
— Ну… компаньона мы вам подберем, — заверил Фибих. — Это не проблема. Вам остается не сфальшивить при встрече с курьером партизан. Справитесь?
— Надеюсь, — скромно ответил Тарасов.
— Сейчас вас с теми же предосторожностями отвезут домой, — заключил гестаповец. — А завтра вы получите дальнейшие инструкции.
Тарасов на это возразил:
— Лучше уж я доберусь домой сам. Они предупреждают в записке, что у них глаза острые, и я склонен им верить.
— Осторожничаете или боитесь? — напрямую спросил Фибих, за низко опущенными ресницами пряча истинное выражение глаз.
— В общем, и то, и другое, — не стал лукавить Тарасов.
— Вы нравитесь мне. — Еще по прежней, почти забытой привычке философствовать гестаповец не прочь был продолжить разговор. — Ничто человеческое нам не чуждо. Одобряю. Может быть, у вас есть ко мне вопросы?
— Есть, — озабоченно сказал Тарасов. — Я не понимаю, зачем для вступления в организацию мне нужен компаньон.
— Хороший вопрос, — одобрил Фибих. — Уместный. И ваше желание уяснить обстановку справедливо. Если вы подозреваете, что мы приставим к вам еще одного соглядатая, то это напрасно. Макара вполне достаточно. Нет, дело не в этом. Надо рассредоточить внимание партизан, если они захотят провести проверку. Только и всего. Право, не ищите здесь никакого второго смысла.
Конечно, такой детали в рассуждениях Фибиха в штабе «Неуловимых» не могли ни предполагать, ни планировать. Да и узнай мы о ней заблаговременно — вряд ли и тогда можно было найти возможность «подтолкнуть» гестаповца к устраивавшему нас выбору, ибо события развивались намного быстрее, чем могли передвигаться по району курьеры разведки.
И все же в том, что «компаньоном» Тарасова при вступлении в пресловутую подпольную организацию оказался Торбун, пожалуй, ничего случайного не было. Так гроссмейстер, задумывая победоносную комбинацию, не предугадывает в точности всех последующих ходов, но многие из них потом, тем не менее, оказываются — именно благодаря замыслу — истинным подарком судьбы. Потому-то шахматисты и говорят, что прежде чем «переиграть» противника, надо его «передумать». В каком-то смысле это относилось и к нашей профессии.