Шофер затормозил у калитки, и «Дорохов» предупредил его вопросительный взгляд — взял с заднего сиденья сверток, сказал:
— Все в порядке. Теперь так же быстро — назад. Доложите господину Вюрцу, что товар доставлен. Торопитесь, он ждет вас. — И с независимым видом занятого человека вышел из машины.
Подойдя к калитке, «Дорохов» прислонил к ее прутьям сверток, сделал вид, что поправляет упаковку.
Шофер развернулся и резво отъехал.
Дождавшись, когда машина удалится на достаточное расстояние, «Дорохов» быстро пошел вдоль заборов. Понимал, что бежать — сил хватит ненадолго, да и внимание привлечешь непременно.
Поворачивая за угол, он отметил, что улица пуста. За углом с радостью обнаружил еще один недалекий поворот. Между домами, за несколько кварталов отсюда, виднелись разрушенные здания, и «Дорохов» направился к ним, держась в тени близких деревьев и домов.
Увидев возвращающуюся без пассажира машину Вюрца, Околович затормозил, поставил мотоцикл посреди дороги и стал махать шоферу, давая знак, чтобы тот остановился.
Солдат, не любивший «этих» русских, несмотря на их чин, и не упускавший случая продемонстрировать им свое превосходство, подчинился нехотя, едва не наехав при этом на мотоцикл Околовича.
— Где пассажир? — вне себя от бешенства крикнул Околович.
Шофер ответил не сразу, небрежным тоном:
— Как и было приказано, доставил к дому оберфельдфебеля Вюрца.
Он ждал еще вопросов, но Околович уже дал газ. Шофер интуитивно почувствовал недоброе и вдруг вспомнив поведение пассажира, его непривычную, нервную какую-то требовательность, то, как он забрался в машину и едва не сам включил зажигание, понял, что совершил ошибку — выполнял приказания совершенно незнакомого лица.
Еще надеясь, что все, может быть, обойдется, к жандармерии он подкатил на полной скорости, вбежал на крыльцо. Ему хватило ума сделать вид ничего не подозревающего человека. К кабинету Вюрца он подошел уже спокойным шагом, переступил порог, щелкнул каблуками и доложил.
— Ваш приказ исполнен, господин оберфельдфебель.
— Какой приказ? — Вюрц недовольно оторвался от разговора с Францем.
— Посланного вами человека доставил вместе с товаром к вашему дому.
— Какого человека? С каким товаром? — Вюрц и впрямь ничего не понимал.
— Не могу знать, господин оберфельдфебель! Человек вышел и сказал, что вы приказали отвезти его с товаром к вам на квартиру.
— Как он был одет? — опережая начальство, быстро спросил Франц.
— В пальто с каракулевым воротником.
— Говорил? — торопил Франц. — На каком языке? На немецком?
— На чистом немецком, господин фельдфебель. — Шофер с готовностью повернулся к Францу.
Жандармы переглянулись, и Вюрц сказал сухим тоном:
— Кажется, вы поторопились обмундировать этого человека, — и добавил для шофера: — Сдадите ключи и ремень. Отправляйтесь на гауптвахту. Позже я займусь вами.
— Есть! — Шофер, будто только и ждал этого приказа, щелкнул каблуками, сделал поворот кругом и вышел.
Не глядя на Франца, Вюрц поднял трубку, попросил:
— Соедините меня с господином Фибихом.
«Дорохов» прикидывал, на сколько у него хватит сил и каким временем он располагает до вероятной в этом районе облавы. На то и другое он отпускал час, не более. Потом он подумал: немцы считают, что он имеет в городе явки, значит, непременно воспользуется одной из них, чтобы скрыться. Так что вряд ли они сочтут облаву целесообразной. По этой предварительной прикидке выходило, что надо сбавить темп и тем самым выиграть время, на которое хватит сил.
Он пошел медленнее, сторонясь редких встречных прохожих и по-прежнему выдерживая направление к разрушенному району. «Однако же четвертушка-то дела сделана, — подумал «Дорохов» в уже ставшей привычной ему манере простака, и улыбнулся. — Интересно, что бы они сказали, узнав, что истинная моя фамилия — вовсе не Дорохов, а Лазарев?»
Бывший царский офицер Семен Васильевич Лазарев, волею случая ставший Дороховым, родился в 1880 году в городе Браславе. Его судьба уже не первый раз делала крутой поворот. Достаточно сказать, что капитан царской гвардии перед войной работал в Западной Белоруссии… референтом Госбезопасности. Он стал им не случайно, пройдя до этого трудный и небезболезненный путь переворота в собственном мировоззрении, делами доказав преданность Советской власти.
В первые же дни войны, оказавшись в Полоцке, он связался с городским руководством, должен был принять участие в срочной эвакуации населения, но помешала старая рана, и Лазарев, совсем обессилев, совершенно нетранспортабельный, оказался в местной больнице. С приходом в Полоцк оккупантов он, несмотря на тяжелое состояние здоровья, сумел покинуть больницу, тщательно спрятал документы и попытался вместе с реальным, еще живым Дороховым уйти на восток, но попал под бомбежку и очнулся уже в тюремном лазарете.