Сейчас в его распоряжении было несколько адресов, полученных еще в первые дни войны от городского руководства, а также от Дорохова, но он отдавал себе ясный отчет, что попытки воспользоваться ими и опасны, и, скорее всего, бесполезны. Его же целью теперь было как можно надежнее скрыться, уйти от преследования.
Вскоре он достиг развалин окраины города, оставшихся после бомбежки. Близился час усиленного патрулирования, да и облава не исключалась стопроцентно, и надо было успеть найти место для временного обитания. Но прежде Лазарев предусмотрительно подумал о собаках Он знал, что фашисты широко применяют их для сыскных целей, и вероятность того, что ищейка возьмет его след от дома Вюрца, не исключалась. Семен Васильевич теперь уже пожалел, что обменял носки на хлеб, а не на махорку, которая помогла бы ему сбить собаку со следа. Значит, надо искать другие возможности.
Теряя драгоценное время, он все же отклонился от развалин, чтобы сделать большую заячью петлю вокруг жилого квартала. Как нельзя кстати на пути отыскалась широкая мазутная лужа, и он прошел через нее, промочив ноги, но взамен обретя твердую уверенность, что теперь обезопасил себя с этой стороны.
Не меньшее беспокойство вызывали прохожие. Как бы мало людей ни попадалось ему навстречу, любой из них, даже не обладавший цепкой памятью, мог запомнить его и при случае рассказать об этом врагу. Лазарев старался держаться как можно неприметнее — такую броскую деталь, как сверток, он спрятал под пальто, лицо наклонял возможно ниже, а группы людей и вовсе пережидал, прячась в тени стен. В развалины он вошел, только убедившись, что никого вокруг нет. Бродя среди обломков, он и тут не поторопился с окончательным выбором места для привала, и лишь значительно удалившись, отыскал угловую комнату на втором этаже одного из домов и, убедившись, что она и впрямь глуха, ниоткуда не просматривается, принялся устраиваться в ней.
Хорошо было бы выйти и поискать доски для настила, чтобы не лежать на голом полу, но сначала Лазарев решил хоть немного отдохнуть, набраться сил. Не без удовольствия вспоминал он, как ловко удалось провести всех этих ищеек, рыскавших по его следу.
Оцепенев, Околович в эти минуты стоял перед взбешенным Фибихом. Только что оберштурмфюрер, выслушав доклад начальника полиции, проорал на него:
— Почему вы стоите здесь?! Вы должны бегать по городу, как собака! Вы должны перекрыть все выходы из Полоцка! В конце концов в том, что Дорохов улизнул, ваша вина, и вы обязаны найти коммуниста! Слышите?
Но Околович не трогался с места, понимал, что, должно быть, гестаповец сказал еще не все.
И действительно, Фибих замолчал вовсе не для того, чтобы тотчас отпустить полицейского. Сейчас он задумался о себе. Конечно, исчезновение Дорохова было также и поражением оберштурмфюрера, но лишь в том случае, если ему пришлось бы отчитываться перед начальством. Однако начальству ведь можно и не сообщать об этой треклятой акции, и тогда виновным окажется один Околович.
«Один ли?» — тут же подумал Фибих. Есть еще шофер, потом Франц Юрген, наконец, Вюрц. Ну с первыми более или менее ясно: шофера расстрелять, Юргена — на Восточный фронт. А что делать с Вюрцем, вина которого, хоть и косвенная, но неоспорима?.. Так, злостью решая чужие судьбы, Фибих лишь усилием воли остановил себя, не дал гневу завладеть им окончательно, ибо при подобных последствиях история непременно выползла бы наружу.
Прежде всего, настраивал себя гестаповец, найти такие меры наказания, чтобы максимально приглушить ответный резонанс. Скажем, шофера — на фронт, Юргена… Впрочем, с этим разберемся позже, посмотрим, чем закончится история, во что еще она выльется.
А начальник полиции Околович? Как быть с ним? Фибих, взглянув на замеревшего Околовича, усомнился: врет? Не похоже. Этот как будто предан. Просто Дорохов оказался сильнее его. Но как раз это и плохо. Сильный враг на свободе — что может быть сквернее?
— Даю вам сутки на поиски, — наконец выдавил из себя Фибих, метнув тяжелый взгляд на начальника полиции. — Идите прочь!
Отпечатав шаг до двери шефа гестапо, Околович, наконец, насилу подавил в себе страх и с бешенством думал о том, что получил слишком опасное, слишком щекотливое задание. Однако, тешил он себя мыслью, он знает, как вывернуться из этого положения.