Другой эпизод озаглавлен в моем дневнике: «41-й. Июль. Старший лейтенант НКВД».
Я хорошо помню этот не по-летнему прохладный, только-только после дождя, день и наше патрулирование неподалеку от расположения одного из армейских штабов. Надо признаться, что ни я, ни мои подчиненные не испытывали особой тяги к этой, вроде бы тихой, вполне мирной работе, требовавшей, тем не менее, пристальнейшего внимания и изнуряющей напряженности. Монотонная и скрупулезная проверка документов каждого подозрительного, от которой через несколько часов рябило в глазах, подрагивали пальцы, листавшие многочисленные удостоверения и справки, расчетные книжки и аттестаты на продовольствие, изматывала нас совершенно и оттого поначалу казалась чуть ли не каторгой. При этом остановленный тобой человек переминается с ноги на ногу, проклинает тебя за задержку — хорошо хоть не вслух. Но ты должен проверить и фактуру обложки, и шрифты наименований, и совмещение оттисков и подписи — словом, канцелярское, нудное дело.
Уже под вечер мы остановили на дороге, ведущей от расположения штаба, старшего лейтенанта НКВД. Он держался внешне спокойно и, что скрывать, вызывал симпатию. Если бы можно было ограничиться первым впечатлением о человеке, надо было отпустить его без проверки документов. Но на военной службе необходимо точно выполнять приказы и инструкции — этого требует дисциплина.
Документы у старшего лейтенанта оказались безупречными — хорошо знакомая нам подпись старшего начальника на удостоверении, достоверные цифры серии и номера, своевременные отметки о произведенной выплате в расчетной книжке, соответствующие суммы взносов в партийном документе, печати, выписки из приказов о награждении… Но при этом я вдруг почувствовал у проверяемого непонятное возбуждение. С чего бы такое? Стал вновь и вновь, теперь уже неторопливо, умышленно затягивая время, листать документы, чтобы понять причину волнения, и заметил, что старший лейтенант не просто проявил признаки беспокойства, но и старался тщательно скрыть их.
Подписи, суммы, печати, шрифты — я уже знал, что дело не в них самих. В чем же? — торопил я себя. И тут понял. Все документы были оформлены одинаковыми чернилами, и печати на них имели одинаковую яркость.
Вскоре же выяснилось, что истинная фамилия «старшего лейтенанта НКВД» иная, что он прошел фундаментальную подготовку в гитлеровской школе абвера в Штеттине, удостоился как «особо одаренный» инструктажа в Берлине и два дня назад был переброшен в наш тыл со специальным заданием.
В показаниях разоблаченных агентов открывалось немало намерений гитлеровских специальных и тайных сил, в частности абвера и гестапо.
Я остановился на операциях «Повар» и «Старший лейтенант НКВД» еще и по той причине, что с некоторыми из участников этих операций довелось вскоре вместе сражаться в битве за Москву и дальше наш путь стал общим.
Еще в 1941 году, в самом начале войны, в Москве была создана Особая группа войск при НКВД СССР, где велась интенсивная подготовка и комплектование оперативно-чекистских отрядов, которые вскоре были объединены в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОМ).
Батальон, которым я командовал, принимал участие в боевых действиях на северо-западном направлении. Это были чрезвычайно трудные, насыщенные огромным напряжением дни.
Когда нас отозвали с передовой и в Управлении Госбезопасности сообщили, что мне во главе специального отряда предстоит готовиться к заброске в глубокий тыл противника на длительное время, то, должен признаться, первым моим чувством было удивление. Командование максимально использовало подразделения ОМСБОНа в непосредственных боевых действиях. Мы были полны решимости гнать фашистов и дальше на запад именно на фронте, а тут — глубокий вражеский тыл. Я не сразу осмыслил необходимость и важность решения, не сразу понял, что отныне для меня и моих бойцов это и есть главная линия фронта, ЛИНИЯ ОГНЯ. Оставалось одно — действовать.
Мне были приданы опытные помощники — комиссар отряда Борис Львович Глезин, тридцатилетний политработник, обладавший недюжинной энергией, умением убеждать не только словами и делом, но и взглядом — на редкость твердым, настойчивым, и начальник разведки отряда Павел Алексеевич Корабельников. Павел Алексеевич по натуре был человеком вспыльчивым и, не в пример многим из нас, педантичным. Порой нам досаждала его постоянная пунктуальность, но мы оценивали ее позднее, когда при подготовке к операциям именно это его качество оказывалось нужнее всего, потому что Корабельников всегда «программировал» любую случайность и тщательно продумывал все возможные и даже невозможные варианты поворота событий.