Понимая, что такая операция под силу только профессионалам, мы привлекли к обсуждению ее Валентина Васильевича Никольского — чекиста, москвича, включенного в отряд в начале подготовки группы к заброске во вражеский тыл. Первое слово на совещании мы дали разведке.
Набрасывая план нефтебазы на бумаге, Павел Алексеевич Корабельников пояснял, соотносясь с картой города.
— Объект находится на довольно большом пустыре. Представляет собой квадрат, обнесенный четырьмя рядами колючей проволоки. Въезд на базу один — через западные ворота. По углам объекта на вышках установлены пулеметные гнезда. Кроме того, осуществляется постоянное патрулирование. Оно производится так: от вышек к центру каждой стороны движутся патрули навстречу друг другу. Потом они расходятся опять к своим вышкам.
— Численность каждого патруля? — спросил я.
— Три человека.
— Протяженность стороны квадрата?
— Девятьсот метров.
— Сколько там резервуаров? — спросил Никольский.
— Восемь, — ответил Корабельников и добавил: — Расположены в линию на небольшом расстоянии друг от друга.
Тут я понял, что на диверсию потребуется израсходовать весь драгоценный запас тола, имевшийся в отряде. Но сейчас меня больше занимали не «экономические» вопросы. Расстояние в четыреста пятьдесят метров патруль пройдет за пять минут. Один сантиметр бикфордова шнура горит одну секунду. В минуту — шестьдесят сантиметров. Итого — на пять минут нужно три метра.
Я посмотрел на Никольского:
Что скажешь, Валя?
Он словно думал о том же, ответил:
— Три метра шнура. Пять килограммов тола и два человека в группу.
— Я не об этом, Валя.
— А-а… — Он понял меня. — Вероятнее всего, взрывать придется вместе с собой.
— Ну, ладно, закончим обсуждение, — сказал я и поднялся. — Такой вариант нас не устраивает, и нечего его больше обсуждать.
Но на другой день Никольский сам подошел ко мне.
— У меня есть добровольцы, — сказал он. — Два Ивана — Зырянов и Верхогляд. Если разрешите…
— Что разрешу? Взрывать вместе с собой?! Нам повезет, командир…
— Отставить! — почти крикнул я. — С подобными предложениями ко мне не приходи!
Но, конечно, ни сам я, ни Никольский не переставали думать о нефтебазе. При встрече он смотрел на меня просящими глазами, я отворачивался. И все же он подошел ко мне снова.
— Командир, может быть, посчитаем еще раз? У меня тут кое-какие резервы в этих пяти минутах появились. Да и общую картину я подработал.
Мы уселись в землянке. Нарисовали на листке бумаги квадрат, восемь круглых резервуаров, а вокруг четыре ряда колючей проволоки. По углам изобразили вышки. Двадцать четыре сосновых шишки играли роль восьми патрулей, двигавшихся навстречу друг другу по четырем сторонам квадрата. Три гильзы от патронов — троих подрывников во главе с Никольским.
Два следующих дня мы почти не разлучались с Никольским. Десятки раз он излагал свой план заново, и столько же раз я находил ему возражения. Рисковать нам приходилось всегда, даже планировали риск, но он непременно должен был сводиться к реальному минимуму.
И все же решение было найдено.
Пронести два рюкзака с толом на окраину города само по себе — труднейшая задача. Никольский взял на себя эту миссию, чтобы не увеличивать число участников операции. К ночи они были у нефтебазы, вслушиваясь в шаги часовых.
Ночной Полоцк, гасивший для маскировки все огни, казался мертвым. Возле нефтебазы лишь мерная поступь охраны нарушала тревожную тишину. Патрульные, словно подчиняясь безмолвию, не разговаривали между собой, и только при встрече в центре каждой стороны квадрата обменивались двумя-тремя короткими репликами.
Со стороны кажется несложным — подними проволоку, нырни под нее, протащи за собой вещмешок. Но это не один раз — а четыре. Причем, труднее не поставить рогатку, а высвободить ее в абсолютной тишине, наполненной тяжелейшим трудом и огромным нервным напряжением.
Никольский потом говорил, что не помнил, как они добрались до баков с горючим. Но если его сознание не фиксировало события, то каждая клеточка тела «помнила» проделанную им работу в коридоре под шипами колючек.