Гитлеровская пропаганда делала все для того, чтобы до минимума сократить достоверные источники информации в оккупированных районах, повсюду насаждая свои, лживые. Поэтому вопросы селян поначалу и поражали нас своей нелепостью. Но ведь люди задавали вопросы совершенно искренне, наслушавшись агитационных речей радетелен «нового порядка». Нас спрашивали, например: «Где правительство?», «Все ли живы?», «Многие ли в плен попали?»
— Дорогие мои соотечественники, — выступил перед жителями в первом же селе комиссар Глезин. Секретарь нашей партийной организации Иван Петрович Попов и я стояли рядом, готовые в любую минуту прийти комиссару на помощь, подтвердить его слова боевыми примерами. А Глезин гремел, будто с трибуны: — Стальной стеной стал весь советский народ и заставил врага повернуть под Москвой вспять. Да разве впервой нашему могучему русскому богатырю громить оккупанта? Вспомните славные победы россиян на Куликовом поле, вспомните о Дмитрии Донском и Александре Невском! А разве славные солдаты Суворова или те, кто разгромили войска Наполеона, не на русской земле родились? Били у нас врага по все времена, будет враг разбит и на сей раз.
Какой-то старик, тряся немощной уже головой на худой шее, с удовольствием вспомнил о завещании Наполеона, в котором тот предупреждал безумцев будущего: «Зря я пошел иа Россию. Россия непобедима».
— Верно говоришь, отец, — поддержал его Глезин. — Россия и впрямь непобедима.
Загорались блеском глаза людей, расправлялись плечи, отступал уже заползший в душу страх. Розданные нами газеты читались жадно, сводки Совинформбюро передавались из уст в уста, и теплели сердца людей.
Но в пылу общего ликования нельзя было забывать о конспирации, и мы представлялись армейским взводом, перешедшим линию фронта. Конечно же, мы никогда не исключали возможных осложнений при заходах в населенные пункты и потому держались настороже. В том, что такая предосторожность не лишняя, подтвердил эпизод при заходе в одно из сел.
Во время очередного привала, когда бойцы разместились в домах, двое мужчин попытались незаметно покинуть село. Разведчики отряда не стали препятствовать и позволили им сделать это, потому что беглецов на окраине села должен был встретить выставленный предусмотрительно заслон. Как выяснилось позже, он решил сыграть роль войсковой немецкой разведки. Один из бойцов взял на себя обязанности «переводчика». Именно он довольно грубо, как это обычно делали гитлеровцы, остановил беглецов:
— Кто такие? Документы!
— Господин офицер! — торопясь, заговорил один из предателей в надежде на похвалу. — В селе — красные! Армейский батальон перешел линию фронта!
Узнав об этом, мы с удовольствием отметили: значит, и впрямь спецотряд считают армейским подразделением. Что ж, тем лучше, это немаловажно для конспирации. Разведчики через «переводчика» подробно расспросили предателей о всех сочувствующих новому порядку и, наоборот, враждебных ему и после этого воздали «по заслугам» фашистским прихвостням.
Конечно, тогда мы еще не могли рассчитывать на то, что правда, с таким трудом перешагнувшая линию фронта, будет широко и своевременно распространяться в округе. Поэтому приходилось повторять импровизированные доклады. Но уже с первых дней нашего пребывания в тылу противника мы ощутили неоценимую поддержку народа, на деле не раз убеждались в несгибаемости его духа, и потому комиссар, секретарь парторганизации и я все чаще стали заговаривать с людьми о партизанском сопротивлении врагу. Случалось, что в общем хоре голосов звучал и чей-нибудь неуверенный, хмуро произносивший:
— Так-то оно так, да больно силен супостат. Нам одним тут не устоять против него. Постреляем, а ему это как укус комара. — И добавлял уже не столь обреченно, но все же с сомнением: — Пособить бы отсюда, с тыла, оно, конечно, быстрее бы дело пошло. Но разве попрешь на танк с голыми руками? Он — эва! — железный!..
Чем мы могли ответить этим людям, исполосованным полицейскими плетьми, замордованным чужеземными палачами, сплошь и рядом потерявшим своих родных и близких? Но — помогали: где оружием, где взрывчаткой, а где и нашим партийным словом.
…Отряд продолжал свой путь на запад, в Полоцкий район — туда, где Центром было обусловлено место его дислокации. В пути мы все же «не удержались» и провели две диверсионные операции на железной дороге. Это было необходимо и бойцам, горевшим желанием попробовать себя в настоящем деле, в незнакомой обстановке, это было необходимо и населению, силу духа которого любой подобный удар по ненавистному врагу поднимал необычайно.