Мы запретили Ане повторять попытку, решив предпринять другие, окольные шаги для прояснения ситуации.
4. ГРАНИЦЫ ОСТОРОЖНОСТИ
Войдя в штабную землянку, я с удивлением обнаружил, что мое внезапное появление заставило Глезина и Корабельникова мгновенно, как по команде, замолчать, хотя только что они разговаривали весьма бурно, что было видно по их возбужденным лицам.
— Что за секреты от командира? — вроде бы шутливо и в то же время строго спросил я.
Корабельников старательно принялся смотреть в сторону, предоставив возможность отвечать Глезину.
Наш обычно никогда не теряющийся комиссар почесал затылок, виновато улыбнулся:
Послушай, командир… Мы вот тут поговорили с Павлом… Словом, мы категорически против твоей повторной встречи с Юргеном. Кто его знает, как еще она обернется? Словом, суди, как хочешь.
— А с чего вы взяли, что я непременно собираюсь навестить его? — весело спросил я.
— Да уж чего гадать! Прошлый раз ты тоже ходил такой задумчивый, а потом… В общем, мы считаем, что не имеем никакого права рисковать тобой…
— Отставить, — улыбнувшись, прервал я. — К сожалению, на этот раз вы правы. Времени для дальних прогулок нет. Но встретиться с Юргеном необходимо. Поймите, это не каприз. Мне он как будто доверяет, значит, и контакт поддерживать надо мне.
— У нас есть предложение, — оживился Корабельников и перестал «изучать» стену.
Я приблизительно догадывался, о чем они собираются говорить, но все-таки поинтересовался:
— Давайте ваши предложения.
План комиссара и начальника разведки мне понравился. Он содержал допустимый, хотя и немалый, процент риска. Мы тщательно обсудили этот план со всех сторон, и я задал последний вопрос:
— Кому поручим исполнение?
— Я так думаю — Антону Котвичу, — как о давно решенном, сказал Корабельников.
Котвича я знал как находчивого разведчика, умевшего работать в сложных условиях, добывая важную и, главное, своевременную информацию. Но о его способностях психолога и умелого собеседника ничего не знал, а ведь именно это могло понадобиться при встрече с Юргеном.
— Командир! Он в этом смысле — талант! — на полном серьезе стал убеждать меня Корабельников.
— Да что зря разговаривать? — сказал Глезин и предложил мне: — Возьми и испытай его.
— Как это? — искренне удивился я, не имея ни малейшего представления, что из себя может представлять такая проверка.
— Ну… я не знаю. Поговори с ним, что ли?
Я согласился и в результате стихийно возникшей беседы с заместителем начальника разведки отряда пришел к твердому убеждению, что если Корабельников и преувеличивал, то не слишком много.
Итак, встречу с Юргеном Францем мы поручили Антону Котвичу.
После подробного инструктажа Котвич появился в Полоцке нарядный, по внешнему виду беспечный и нагловатый. Его легко можно было принять за человека, которому фашистские власти оказывают полное доверие и немалую материальную поддержку. Достаточно сказать, что даже Альберт Околович не решался заходить в кафе для немцев, а Котвич — зашел. И не простым посетителем, а завсегдатаем, барином. Растерявшемуся официанту показал удостоверение фольксдойча, уверенно сел за столик и сделал богатый по тем временам заказ.
Еще не пришедший в себя официант, смущаясь, на всякий случаи предупредил:
— У нас расплачиваются рейхсмарками.
— А я их печатаю! — громко ответил Котвич и захохотал. — Шучу! — тут же объяснил он официанту и потребовал: — Быстрее! Я пришел сюда обедать, а не разговаривать с вами.
Сидящие за соседним столиком немецкие офицеры с неодобрительным интересом посмотрели в сторону Котвича: дескать, это еще что за личность?
Сторонний наблюдатель мог бы заключить, что Котвич делает все возможное для того, чтобы о его появлении в городе в ближайшее время стало известно в гестапо.
Когда Антон Котвич подчеркнуто громко приказал официанту презентовать от его имени бутылку коньяку на соседний столик, первоначальное неодобрение офицеров сменилось, по крайней мере, внешней симпатией.
Они, очевидно, ожидали, что неизвестный меценат, послав презент, пожелает знакомства с ними. Но они, к своему удивлению, ошиблись. Отобедав, Котвич церемонно, с достоинством кивнул офицерам и не спеша покинул кафе.
Офицеры, приканчивая бутылку дорогого коньяка, наперебой строили предположения, кем на самом деле мог быть этот удивительный русский, как вдруг он вновь появился в кафе и потерянным, изменившимся голосом объявил им: