Нас было двадцать девять, мартовской ночью сорок второго перешедших линию фронта. Двадцать восемь мужчин и — единственная среди нас женщина — военфельдшер Шура Павлюченкова. В назначенный срок мы достигли деревни Большая Шаперня, где, собственно, и началась боевая деятельность «Неуловимых», названных так несколько позже, а в те дни именовавшихся, по решению Полоцкого подпольного райкома партии, отрядом Прудникова.
Пройдет много лет, и благодарное население Полоцкого района в память о наших боевых делах высадит здесь двадцать восемь дубков и одну березку. Молоденькая рощица живых деревьев — символ вечной жизни на земле — нам, ветеранам, не менее дорога, чем самые высокие правительственные награды. Но она также — памятник тем, кто пал, не дожив до великой Победы.
Местом для партизанского лагеря мы выбрали лесной островок среди болот в нескольких десятках километров от города Полоцка. Птицы здесь не селились, и зверь избегал этих гиблых и топких мест, над которыми всегда витал тяжкий дух влажных испарений. Люди сюда тоже не наведывались, обходя топи стороной. И вот в таких условиях надо было как можно скорее обустраиваться, налаживать быт и снабжение, организовывать выполнение боевой задачи.
Но прежде всего необходимо было установить контакты с местным населением. Это предписывали и указания, полученные накануне выступления отряда в органах Госбезопасности СССР.
Жители близлежащих населенных пунктов, прослышав о появлении отряда, рвались к борьбе, зачастую сами старались отыскать партизан. Так состоялось наше знакомство с бывшим председателем колхоза Большой Шаперни Станиславом Пристрельским. Мы знали о нем как о преданнейшем Родине человеке. Однако когда этот сильный и уверенный в себе и своих товарищах человек заявил нам:
— Да весь наш колхоз к вам придет! И уж я-то, конечно, приду первым! — пришлось возразить ему:
— Нет, Станислав. Вот ты-то как раз придешь последним.
Пристрельский смотрел на нас с недоумением, явно
обескураженный.
— Не сомневаемся, у вас в колхозе прекрасные люди, — стал объяснять я. — Видим, что они полны решимости хоть сейчас идти в бой и сражаться с врагом. Но сгоряча, Станислав, ничего не делается. Скажи, есть ли у твоих людей оружие? Есть ли у тебя полная уверенность, что среди них не затесался враг? Гестапо и абвер не сидят сложа руки и наверняка о вашем желании соединиться с партизанами знают. И, уж поверь, они не упустят возможности вместе с вами направить в отряд своего человека. Так что до поры до времени ты не очень высовывайся. Намекай людям, подсказывай адрес. Мы их, будь уверен, встретим. А ты придешь последним. Понял?
— Понял. — Пристрельский задумался, потом тряхнул головой. — Пожалуй, это правильно. Справедливо.
Как бы ни хотелось нам увеличить численность отряда в возможно кратчайший срок, мы не спешили, ибо знали — количество нельзя создавать за счет качества, чтобы впоследствии не пришлось жестоко рассчитываться за грубые ошибки.
И все же отряд рос с первых же дней. Пройдя обязательную проверку, в него вливались все новые и новые группы людей. Но первостепенной нашей задачей по-прежнему оставалась связь с партийным подпольем. В первые месяцы оккупации из-за недостаточной организованности и ошибок в конспирации полоцкое подполье понесло невосполнимые потери. Однако полностью истребить полоцкое подполье гитлеровцам не удалось, и райком партии, под руководством которого нам предстояло работать, жил и действовал. Вскоре мы наладили связь с его инструктором Петром Васильевичем Хлудковым, некоторыми другими коммунистами-подпольщиками.
Они-то и дали нам первую, столь необходимую информацию по обстановке в районе, которая ежедневно пополнялась данными, добытыми уже нашими разведчиками. Они же деятельно обрисовали обстановку в самом Полоцке — первостепенном объекте нашей разведки, где нам крайне необходимо было установить контакт с теми из немцев, которые хотя и носили гитлеровскую форму, но готовы были на сотрудничество с нами в борьбе против фашизма. Мы знали, что такие люди в вермахте есть, многие уже встали на путь антифашистской борьбы, а другие — ими-то мы и интересовались — еще нуждались в помощи или разъяснительной работе.
Трудно переоценить данные, которые мы получили от подпольщиков Федора Матецкого, работавшего под псевдонимом «Пресс», и Семена Васильевича Лазарева, человека удивительной судьбы и удивительных душевных качеств. Бывший царский офицер, он выразил добровольное желание работать именно в подполье и 15 сентября, после долгой и откровенной моей беседы с ним, принял твердое, глубоко осознанное решение идти с нами до конца. Он взял себе псевдоним «Суворов», под которым самоотверженно сражался с врагом, всегда оправдывая это гордое, столь близкое каждому русскому человеку имя.