— B обозе я сейчас послужу, — улыбался дед. — А раньше в штыковую из окопов бегал. И над стариками не шутил.
— Я — любя! — оправдывался Миша. — Честное слово, любя! Отец, зачем обижаешься?
Простились с дедом по-родственному и к рассвету были почти на месте.
3. ПОПОЛНЕНИЕ
По свежим зарубкам на деревьях, по отдернутой занавеске на окне стоявшего в лесной глуши дома, окруженного богатым тесовым двором, стало понятно, что к Николаю Васильевичу в гости зайти можно.
Правда, не знавший никого из группы в лицо, Николай Васильевич поначалу встретил гостей хмуро. Он появился на крыльце, удивительно крепкий и моложавый для своих пятидесяти с лишним лет, смотрел тяжелым взглядом темных глаз из-под нависших густых бровей — внешне настоящий доверенный лесничим новых властей. Однако, когда Шалва достал из кармана табакерку и сказал, протянув ее хозяину:
— Угощайтесь дюбеком из Нового Афона. Сам растил, — тот вдруг заулыбался, превратился в человека с добрейшим лицом и веселыми глазами, ответил радостно:
— Давно не курю, только нюхаю. Однако дюбека попробую. — И стал по очереди обнимать пришедших. Дойдя до Шуры, он поколебался несколько мгновений и легонько похлопал ее двумя огромными ладонями по плечам.
Принесенный с собой груз поместили в тайнике в сарае. Правда, Лутковский засомневался:
— Не близко ли кладем? Близко положим — далеко брать придется.
— Не волнуйся! — успокоил его Николай Васильевич. — У меня от немцев доверие полное. Я же — главный их соглядатай в лесу. Каждый раз им верную наводку даю, только они чуть-чуть не успевают. Да я им до того баки забил, что убедил их сюда не показываться. Чтобы, дескать, меня не скомпрометировать. А в Молодечно езжу по пропуску, подписанному самим военным комендантом. Ну, хватит вас баснями кормить. Давайте-ка за стол, а о делах после поговорим.
Угощал Николай Васильевич щедро. На столе было все, чем богат лес и большой огород лесничего. Мдивани старательно ухаживал за Шурой, чем опять не на шутку расстраивал Яшу. Ради торжественного случая была открыта бутылка наливки. Шалва Циклаури встал со стаканчиком в руке, сказал:
— На Кавказе принято произносить длинные тосты. Но сегодня у нас одни тост — за скорую победу, товарищи!
Николай Васильевич улыбнулся, увидев, что все лишь едва пригубили спиртное, спросил:
— Что ж так слабо?
— После победы допьем! — пообещал Григорий Чавлеашвили.
Лутковский время от времени обеспокоенно посматривал за окно, отчего-то нервничал.
— Да не волнуйся же! — снова сказал ему Николай Васильевич. — У меня охрана надежная и загодя предупреждает.
— Что же это за охрана такая? — недоверчиво спросил Лутковский.
— Лес, — объяснил Николай Васильевич. — Вы еще за пять верст отсюда были, а я уже знал, что гости идут. Теперь и сам лес, и все живое в нем человеком здорово напугано. Все по-иному поет, как только появляется человек.
— Значит, нет худа без добра, — сказала Шура.
— Никакого бы добра не надо, не будь этого худа, — вздохнул Николай Васильевич, повернулся к Шалве: — Ну что, старшой? Пора побеседовать? — И предложил остальным: — А вы располагайтесь, товарищи, кому где любо. Лес-то он лесом, а у меня на обеих дорогах сюда по человеку дежурит. Так что отдыхайте спокойно.
Потом они сидели с Шалвой на скамейке возле дома. Шалва расспрашивал:
— Говорите, много офицеров скопилось в Молодечно?
— Много: и военных, и жандармских, и высокие чины. Город окружен гарнизонами. И все-таки офицерья побольше будет, чем на эти гарнизоны требуется.
— А может, где-нибудь втайне части формируются?
— Отрицать не стану, но и сказать ничего не могу. Не знаю. Судя по всему, молчать им накрепко приказано. Несомненно, к чему-то серьезному готовятся.
— Пробраться в Молодечно трудно? — спросил Шалва.
— С документом можно. Но только не группой. Даже двое у них подозрение вызывают. Скажем, одного я бы мог провезти. Но уже вторая моя поездка подряд будет сомнительной.
— Понятно. — Шалва раздумывал. — Там с людьми связаться надо. Вас на связь посылать не велели. Для Шуры это — лишнее, только осложнит ее работу. Так что еще кому-то нужно. Приказано Шуру прикрыть там.
— Уж не сам ли ты идти собираешься? — забеспокоился Николай Васильевич.
— А что? — улыбнулся Шалва. — Или не гожусь для такого дела?
— Так ты же грузин. Тебя немцы в момент опознают.
— А вот Григорий, скажем, может пойти?
— Почему — нет? — простодушно отозвался Николай Васильевич, не ожидая подвоха. — Григорий — рыжий. Рыжих в Молодечно хватает.