И теперь, помогая раненому Саше подняться, Карим осматривался по сторонам. С виду домики были почти одинаковыми и они повели Сашу к ближайшему. Им действительно тут же оказали помощь — дали йоду и чистой материи для перевязки, но оставаться у гостеприимных хозяев было опасно: с минуты на минуту могла начаться облава, а по-настоящему спрятаться поблизости было некуда.
Рассудив, Карим принял решение возвращаться в город к друзьям Мамы Анжелики. И вот — неожиданная встреча со священником в трамвае, которой они воспользовались, потому что боль в ноге у Саши усиливалась и он едва мог ступать на нее. И — на счастье — в доме оказался врач, принявший Сашу без каких-либо вопросов. Священник, улыбаясь, рассматривал Карима, потом предложил:
— Давайте знакомиться.
— Здесь меня зовут Карло, — первым представился Карим.
— А меня здесь зовут Падре, — отвечал священник. — А некоторые называют отцом Дорофеем. Зовите меня, как вам будет удобнее. Итак, вы шли к капитану Примо?
— Примо? — насторожился Карим. — Кто это? Откуда вы взяли, что мы шли к нему?
— Конспирация — вещь нужная, — снова улыбнулся Падре. — Но если я назову вам пароль, с которым вы должны были явиться к Примо, то вы поверите мне?
— Почему вы решили, что мы шли к Примо? — не уступая, возражал Карим.
— Я хорошо знаю окрестности города. Да и самого капитана. А кроме того, — Падре дружески рассмеялся, — наша встреча вовсе не случайна, как могло показаться вам. Я сопровождал вас от самой Кайроли. По просьбе хозяина кафе Фарабуллино Альдо, у которого вы жили последние дни. Итак, пароль: «В горах прошел сильный дождь».
— «Но в долине совершенно сухо», — ответил Карим, иони, к великой радости обоих, обнялись.
Через минуту, ожидая конца операции, которую доктор делал Саше, Карло иотец Дорофей спорили об оплошности, допущенной при проверке документов. Падре считал, что другого выхода у Саши не было, да ик тому же у них не было времени на обыск жандарма, но Карим не принимал этих оправданий, говорил, нещадно укоряя себя, что они с Сашей проявили непростительную беспечность. И вдруг, уловив лукавинки в глазах отца Дорофея, Карим сказал:
— Кажется, сегодня я совершаю еще одну ошибку.
— Какую именно?
— Вы сами поняли, какую.
— Возможно, — согласился Падре. — Из разговора с вами я могу догадаться, что вы не просто обычный беглец из лагеря. Слишком профессионально вы анализируете свои действия. И вообще, вы проявили завидную выдержку.
— Ну, этому я мог научиться во время пребывания в лагере. Там поневоле приобретешь опыт подполья, — резонно возразил Карим.
— Я не собираюсь задавать вам лишних вопросов, — заверил Падре. — Вы просили согласия Примо на организацию отдельной группы в отряде. Людей в группу вы подобрали сами, еще в лагере. Ушли вы из лагеря последним, и теперь группа ждет вас.
— Спасибо, — поблагодарил Карим, с чувством пожимая Падре руку.
— Ваша группа будет действовать на территории четвертого сектора первой зоны, — продолжал Падре. — Расположенные на этом участке Аурелия, Кассия, Брачианезе и Фламиния набиты гитлеровцами, как мешок трухой. Это — чрезвычайно опасный район. Надеюсь, в этом вы отдаете себе полный отчет.
— Но именно там можно найти возможность побеседовать с высокими чинами германской армии, — ответил Карим, не приемля опасений Падре.
— Да, да, — кивнул Падре. — Мы учли это, подбирая место для вашего лагеря. Но вам придется быть очень осторожным.
При некоторых недомолвках отец Дорофей и Карло отлично понимали друг друга. Недомолвки были естественны, можно сказать, вынужденны, их требовало само время… Лишь спустя много лет, уже на советской земле, Карим Бекович Турабеков и бывший служитель русской католической церкви в Риме Дорофей Захарович Бесчастный смогут быть более откровенными друг с другом. Падре расскажет, как ему удавалось доставать деньги и продовольствие для партизан, причем он заставлял работать на антифашистов сам Ватикан, и впоследствии папа Пий XII, узнав, куда шли солидные пожертвования прихожан, выколачиваемые из него отцом Дорофеем, не упустил случая погордиться своим участием в Сопротивлении. Падре расскажет многое, но Кариму Бековичу снова придется умалчивать о существенных подробностях своего пленения и того, как оказался он в солнечной Италии, — для этого рассказа, как порой приходится оговариваться, еще не настало время. Когда-нибудь оно непременно настанет, и я надеюсь еще рассказать о Карло более подробно.