Полковник, только что смотревший на дерзкую официантку с удивлением, сразу заинтересовался:
— Вальтера?
— Да. Мы живем неподалеку и часто слышим, как у вас в номере звучит Григ. Отец говорит, что у вас записан оркестр под управлением Гарна и вы, очевидно, сожалеете, что это — не Вальтер.
— Я хочу познакомиться с вашим отцом, — непреклонным тоном приказа сказал полковник. — Попросите его прийти ко мне сегодня вечером. Пусть он скажет часовому: «Господин Вольф ждет меня», — и его пропустят.
— Да, господин офицер. Я передам это отцу.
Вечером охрана беспрепятственно пустила в отель пожилого итальянца, который поднялся на второй этаж и постучал в номер полковника Вольфа, указанный ему прислугой.
— Господин полковник хотел меня видеть, — сказал старик, поздоровавшись. — Меня зовут Антонио Руфо. Я — настройщик роялей.
— Садитесь, — милостиво предложил полковник. — Вы не принесли пластинки?
— Я стараюсь не выносить их из дому, — объяснил Антонио. — К тому же для них нужен патефон.
— Я куплю у вас всего Вальтера, — предложил Вольф, — Скажите: ваша цена?
Руфо отрицательно покачал головой: жаль, но пластинки не продаются.
— Тогда дайте мне хотя бы записать их на магнитофон.
— Хорошо, — не сразу согласился Антонио. — Это можно сделать в кафе после ужина. Там не будет мешать посторонний шум. У меня дома слышна улица. — Он, извиняясь, улыбнулся. — Да и у вас здесь тоже.
— Хорошо, — сказал полковник. — Сделаем это завтра.
На другой день, как обычно, утром к офицерскому кафе подъехала фура с мясом. Как обычно, на кухню внесли шесть туш в рогожных мешках. Но на завтрак вместо жаркого были поданы спагетти с сыром. Хозяин кафе вышел объясниться:
— Я приношу свои извинения господам офицерам. Привезенное мясо оказалось несвежим. К обеду доставят новое.
В это время повар в подвальном помещении вспарывал мешки, из которых выбирались Карим с товарищами.
После ужина полковник Вольф явился в кафе с магнитофоном, и в сопровождении трех вооруженных солдат, вставших на пост у входа. Антонио Руфо уже ждал полковника.
В это время охрана полковника слышала, как хозяин кафе распекает своих рабочих, требуя от них вывезти привезенные утром негодные туши и закопать за городом, чтобы не дай бог по городу не распространилась какая-нибудь зараза.
Вскоре из помещения донеслась мелодия Грига в великолепном исполнении оркестра Вальтера, а с крыльца рабочие стали вытаскивать рогожные мешки и грузить их в фуру. Однако мешков оказалось не шесть, как было утром, а одиннадцать. Впрочем, охрана и понятия не имела, сколько их должно быть на самом деле.
Фура медленно тронулась со двора. А за окном по-прежнему, торжествуя, звучал Григ. Но вот музыка смолкла, и сразу наступила подозрительная тишина. Создавалось впечатление, что в кафе никого нет. Охранники недоумевали — там по крайней мере должно было находиться пять человек: полковник Вольф, меломан Антонио с дочерью, хозяин кафе и повар. Один охранник решительно вошел в помещение, но увидел там лишь крутящийся магнитофонный диск с порванной пленкой… Никого из людей не было. Только на допросах он и его коллеги, изо всех сил цепляясь за жизнь, вспомнили о рогожных мешках.
Тем временем эти мешки уже вспороли в пещерах партизанского лагеря. Сначала из них выбрались Карим с бойцами, потом старик с дочкой, хозяин и повар, и, наконец, извлекли связанного по рукам и ногам Вольфа, который тщетно пытался вытолкнуть изо рта чудовищных размеров кляп.
Двумя часами раньше полковника спеленали столь быстро, что он, как говорится, и глазом не успел моргнуть. А теперь он сидел перед Каримом и угрюмо смотрел в пол. Карим терпеливо ждал ответа на единственный пока что вопрос:
— Господни Вольф, откуда вы прибыли и куда намеревались отбыть в ближайшее время?
Полковник не поднимал взгляда и не разжимал губ, лишь иногда у него нервно подергивалась щека да судорожно дергался кадык, словно полковник хотел пить.
Тогда Карим завел патефон и поставил на него пластинку — ту самую, обещанную, Грига в исполнении оркестра под управлением Вальтера. Полковник долго еще держался, по потом разом обмяк и поднял глаза:
— Вы хотите сказать, что это будет звучать и после моей смерти?
— Либо при вашей жизни, — внес поправку Карим. — Выбирайте, что больше вам по душе.
— Я не верю, что вы сохраните мне жизнь.