А толстушка домовладелица все еще лопотала:
— А дым, он валил просто от всяких крошек, оставленных в духовке.
Она снова постучала. Никто не отвечал.
— Могу ли я открыть дверь, мистер?
— Я не могу просить вас об этом, — сказал он. — У меня нет ордера. С другой стороны, вы — владелица дома. И если вы захотите войти и захотите взять меня за компанию, это будет ваше решение.
Она тут же закивала:
— Именно этого я и хочу. Именно этого, все верно.
И она отворила дверь своим ключом.
Она проследовала через маленькую темную прихожую, провела его через дешевую почти пустую кухню, растрескавшаяся штукатурка которой была словно пропитана дымом, и вонь от выгоревших крошек висела как грязная занавеска, давно нуждающаяся в чистке. Пройдя через холл, она щелкнула выключателем и, шагнув в сторону, указала на открытую дверь. В ее глазах застыло детское нетерпение сплетничающей школьницы.
Хорриган вошел в спальню, очень похожую на монастырскую келью. Обои на стенах потускнели от времени, рисунок на них был почти незаметен, они пузырились и отставали клочьями, одна из стен была украшена вырезками из газет и журналов и фотографиями восемь на десять. Сестра Хорригана много лет назад почти так же залепила стену в своей спальне изображениями Фабиана, Фрэнка Эвалона и Бобби Рэйделла.
Но субъект, облюбовавший этот ковчег, явно не поклонялся ребячьим идолам.
Этот субъект возвел на алтарь Ли Харви Освальда и Сирхана Сирхана. Этот человек спал на узкой жесткой кровати, с которой было удобно созерцать фигуры убитых президентов. Этот человек переписал одновременно четко и предельно нервно мельчайшие подробности из распорядка жизни президента.
Этот человек обозначил красным снайперскую цель на груди президента Соединенных Штатов.
— Тридцать один год я живу в этой стране, — говорила домовладелица. — Я люблю эту страну — эти Соединенные Штаты. Я была в Белом доме пять или шесть раз. Я сама, лично! Только в Соединенных Штатах каждый может прийти в дом президента и войти в него…
На потрепанном старом столике в один ряд стояли книги. Их объединяла одна тема: убийцы и убийства, проходившие по делу Джона Фитцджеральда Кеннеди.
— Поэтому, когда я вижу это… эти смертоносные штучки, — продолжала она, — я звоню в полицию… А они сказали, позвоните в Секретную службу. Я так и сделала, но вы не приезжали целых два дня!
Не прикасаясь ни к чему, Хорриган обратил свое внимание на стопку видеокассет: все они были посвящены убийству Кеннеди.
— Мэм, — сказал он. — Президенту ежегодно присылают тысячу четыреста посланий, угрожающих смертью. И мы должны проверить каждое из них. Для этого нужно время.
— Конечно, я рада, что вы пришли, даже если вы опоздали.
Ему уже не хотелось пересказывать ей историю Майлса Дэвиса, чтобы объяснить, кто есть шоу.
— Вы говорили, что имя жильца Мак-Кроули?
— Джозеф Мак-Кроули, — подтвердила она, кивая. — Из Денвера, штат Колорадо.
На столике была еще пара занятных вещей. Первой была новенькая пластиковая модель автомобиля будущего. Она стояла на подшивке журналов, посвященных моделированию.
Другая была листком бумаги, на котором от руки была записана следующая фраза: «Они могут удушить меня, но я знаменит. Я достиг этого за один день, тогда как Роберт Кеннеди угробил на это всю свою жизнь».
Хорриган узнал цитату, но даже если бы этого не произошло, предположить имя автора — Сирхан Сир-хан — было бы не столь трудным делом.
Он пристально вгляделся в фотографии на стене. Вид Роберта Кеннеди, лежащего на полу после выстрелов, заставил его содрогнуться. Бобби. Милый маленький дворовый отпрыск. Даже после всех этих лет Хорриган все еще скучал по нему. Его взгляд переместился на другую фотографию: брат Бобби — Джон, сраженный в своем лимузине на этой проклятой улице Далласа. Агент, бегущий к президенту от следующей машины, где трое остальных охранников застыли на подножке.
— Я помню все это, как будто вчера, — произнесла женщина. — Я плачу и плачу…
Хорриган тоже помнил.
Он был на фотографии.
В доме напротив, готовом к слому в грядущей городской перестройке, человек среднего роста замер в тени, наблюдая за окнами третьего этажа, где за задернутыми шторами двигались чьи-то тени. Митч Лири хмурился. Кто-то находился в его квартире. Теперь ему придется оставить ее. Черт!
Затем штора раздвинулась, и одна из теней превратилась в мужчину, стоявшего у окна комнаты Лири, выглядывающего на улицу. Взбешенный Лири поднял свой маленький мощный бинокль и навел его на лицо непрошенного гостя.