Тамарский, слушая казака, меж тем осматривался кругом и видел, как поднятая рука коменданта приглушила галдеж казачьих кучек.
— Итак, покуда я понял, — разнеслось с крыльца, — что в том месте, где ночью воры имели намерение с похищенным перейти за Урал, выставленной стражей к оному не допущен.
— Казак Осип Лазарев, — перестав расшагивать, заговорил атаман, — доносит, что, не доезжая на их пикет, оные воры сделали поворот по дороге. Казак Пятунин же сделал на них удар и, по словам Лазарева, оставив их с Черновым на броду, сам бросился к преследованию оных воров и чрез ружейные выстрелы дал знать в предосторожность стоящим на других бродах. Причем отбил трех заводных лошадей, навьюченных тюками. Киргизцы же, по темноте ночи, уметались в лесную урему и, минуя второй секрет, выехали на третьем.
— Скажет ли кто иное? Нет? Хорошо, слушаю дальше, — вершил суд Дударь.
Атаман сделал знак, и ближе к крыльцу подошли Чурин и Зайцев. Оглядываясь, казаки искали поддержки у других бывших с ними в карауле.
— Услыхав выстрелы от третьего… От третьего, что ль?
— От него, верно говоришь, — поддержал кто-то.
— Услыхав, значит, вышли мы всей командой с верхнего секрета навстречу в чаянии перенять воров… — казаки опять оглянулись. Им покивали. — Ну, подъехали, видим, Дурманов и Юркин лежат без моргания, одни пальчики шевелятся. Мы следы осмотрели. Понять можно, они тех киргизцев до себя не допустили. Палили, отпугивая. От трусости и догонку не учинили…
— Сами трухнули, вот к нам и побегли, — зло прошептали рядом.
Тамарский огляделся: поодаль стоящий казак искал сочувствия соседа. Тот хмуро отмахнулся:
— Молчи уж…
— А че он страх нам вешает? Мы ж с куражу палить зачали. Все торон твой, будь ты неладен!
— Че ж лакал? Я не силил.
— …И как Юркин показал, что киргизцы повернули, — продолжал Чурин, — мы и поехали на второй брод, где уже встретили Пятунина. Корнил Василии, подтверди! Апосля, собравшись, поехали все в поиск.
Майор Дударь встал, держась за поясницу, шагнул к краю крыльца.
— Теперь послушайте, как я расскажу, — под его взглядом у атамана неожиданно засвербило в носу. Он отвернулся, чихнул. — По обнаружении следов казаки Пятунин и Башарин возвратились к своим местам, а казаки Дурманов, Зайцев, Чурин и Юркин, переправившись за Урал, делали поиск по лугам до степи. Но не ночью, как все вы тут твердите, а с восходом солнца. Посланный утренним разъездом хорунжий Дюгаев донес мне об замеченных следах, уводящих за реку, на четвертом, оставленном Чуриным с командой, броде. Вот где переметнулась воровская шайка!
Думаю, приговор мой не покажется строгим, если за все сие объявлю: казака Дурманова за пьянство, казака Юркина за то ж, казака Чурина за лень, ослушание и упущение хищников и казака Башарина за ночлег в поле наказать палками, дав первым двум по пятнадцати ударов, а последним по десяти. Перед казаками. Казаку Корнилу Пятунину объявляю от себя, за усердие и расторопность, похвалу с дозволением взять плату с отбитого имущества и лошадей. — Комендант тяжело сошел с крыльца.
Инвалид Филиппыч занес обратно стул. Тамарский увидел, как прямо в толпу развел руками атаман: ничего не поделаешь! В ожидании казаки расположились кто где. Одни уселись на пригорке, покрытом муравчатой травой, здесь же, на краю площади у первого палисадника. Сидели, как вообще сидят казаки войска Оренбургского, подвернув под себя одну ногу, вторую ж согнув в колене. Зачастую так сиживали и в избах, придя в гости. Тогда на согнутое колено натягивали снятую с головы шапку.
Тут же, по-азиатски подогнув обе ноги, сидел и ограбленный Кадайгулов.
— Ах-ха-хах… ах… — складывая руки у подбородка, причитал башкирин. — Красное сукно было, халат шелковый, подушка перьевая, ах-ха-хах… ах, вышитая, в ней три целковых спрятано, узда с серебряными насечками… — пуще вздыхал Кадайгулов.
— Чево скулишь? Все ж вернули! — кивком показал на кучу добра Дурманов.
— Верно, верно, ах-хах… ах, — щупал раны башкирин и снова причитал по-старому. — Шелку два золотника было, кумачу пол-аршина, жены моей, Джамили, головная повязка…
Пожалуй, он еще долго причитал, но слушать стало некому. Казаки задирали рубахи для встречи с палками. На этот раз доставались мази и притирки, топились бани и охали казачки у Дурманова, Чурина, Юркина и Федора Башарина.
26