— Чего напугалась, дуреха? — Василий с трудом заглушал тяжелый голос до шепота. — Иль не признала? — Жадно дыхнув в ухо, он нахально свел руки под ее грудью. — А может, уж не ждала?
— Ждала, Вася.
Обернувшись, Василиса потянулась к губам, но не достала и отдала поцелуй пыльной и потной его рубахе. Выроненная Фомкина одежка тихо скользнула под ноги. Стукаясь коленками, они подались в глубь завозни, туда, где прело худое сено.
Знала Василиса о скорой свадьбе Василия, дошел слух. Но сейчас не слышала, как, досадно скрипя петлями, отворялась дверь и голос свекра звал ее. Не слышала Василиса и твердившего одно и то же Василия.
— Я ей таково внушу! Пусть-ка спробует пикнуть… Захочу — каждый вечер у тебя стану… — пьяно бубнил казак.
И только когда рядом с ней заиграл ровный, довольный храп, нешевелящиеся губы ее выдохнули:
— Все…
С платком в руке, с забытой в волосах былинкой пробежала Василиса мимо родного пепелища на свиридовский двор. У сотника доканчивали увязывать уцелевшее от пожара добро. Со светом девять семей из донцов отправлялись на Новоилецкую линию в форпост Буранный.
— Его-ор Терен-нтьи-ич, — не справляясь со сбитым дыханием, почти закричала Василиса, — Возьмите… с собой!
Наутро, хотя все девять подвод стянулись к установленному часу на площадь, с отъездом приходилось погодить. Наконец подошел атаман. Егор Свиридов, захватив ко всему безучастную, осевшую Василису под руки, поволок вслед за Лазаревым, к комендантскому дому. Постучав кольцом, крякнув для бодрости, атаман перешагнул порог.
Еще до рассвета сотник с Оськой и Павлом перегнали на лазаревский двор всю мелкую живность, оставив за Василисой лишь Чернуху, и подмазанный атаман согласился походатайствовать перед комендантом и задним числом вписать Василису в переселяющиеся.
— На тебя, баба, чхать! — ломался Лазарев. — Ты войску без надобности. А вот на мальцов твоих оно вид имеет… Ну, уж ничего, чать, уломаем благородие.
Но только когда раннее летнее солнце принялось пощипывать кожу, дело уладилось к концу. Атаман перекрестил потянувшийся обоз кулаком — ладонь его грел серебряный кругляш, сунутый в трудную минуту Свиридовым.
Проезжая церковь, все на минуту привстали. Из дверей чинно ступали обвенчанные. Василиса, скрыв лицо в ладонях, пригнулась, будто пронесся над ней степной смерч. Она не видела, как Василий, подхватив счастливую, бережно, на вытянутых руках, опустил в возок разукрашенной тройки.
— Эх, язви тя, жизнь! — вздохнул Егор Свиридов. — Как под девку не кройся, все одно в хоровод не примут. — И, спеша поскорее вывезти Василису за околицу, звонко оттянул вожжами по литому конскому крупу.
Пока обоз со староверами, верста к версте, поднимал пыль, метясь к Буранному, вышли из избы Лебедкины, друг против дружки просидевшие все снохины сборы. Старик проверил ворота, а на обратном пути увидел, что у завозни старуха вертит в руках Фомкину рубашонку. От угла к углу марал ее большущий след сапога. Старик плюнул и отвернулся.
43
Вражда высокостепенного хана Ширгазы Айчувакова и султана Арынгазы Абулгазиева выжигала степь между ордынцами. Хотя самого султана в Орде не было, партия его намного превосходила сторону Ширгазы. Жена Арынгазы, султанша Яхния, распуская слухи о скором возвращении перепискою с распорядителями скопища буйных, и прежде всего с Юламаном Тленши, умело поощряла их к дерзостям обещаниями наград с прибытием султана. Явившимся от Ширгазы посланникам-семиродцам было отказано в выкупе русских пленников. Султан Арынгазы, имея многочисленную и богатую родню, с ее помощью успел уговорить всех не возвращать ничего и своим соотечественникам, чтобы все вдруг, с прибытием, отдать, как линии принадлежащее, так и с соотечественниками посчитаться баранами.
Когда перед советником Пограничной комиссии Масловичем предстал маленький человечек с огромной головой, на которой лишь тонкая урема перевитых волосков расчерчивала незаметный для глаз срост затылка в шею, напоминая о когда-то рыже-русой копне, он усомнился, что это тот, кто нужен для столь рискованного и сложного дела. Впрочем, выбора не было. Сошедшие сюда форпостные казаки уже знали, что урядник сам вызвался съездить в скопище Юламана узнать о судьбе Падурова. Наблюдая, как Плешков седлает коня, никто из них нынче не улыбнулся, хотя, по обыкновению, все выходило у него чуть неловко.