— Такъ вотъ, пожалуйста, дайте намъ лошадь поскорѣе.
Лавочникъ вынулъ руки изъ-за передника, спряталъ ихъ за спину и сказалъ:
— Сегодня полтора рубля будетъ стоить. Работникъ прокатитъ съ бубенчикомъ.
— То-есть, какъ это полтора рубля? удивился съемщикъ. — Вѣдь вы же предлагали за сорокъ копѣекъ.
— Лѣтомъ, лѣтомъ, когда лошади по пути будетъ.
— Прикажите, баринъ, мужу-то моему пріѣхать. Я сбѣгаю и уговорю его. Онъ за рубликъ васъ въ лучшемъ видѣ предоставитъ, начала баба.
— Теперь ежели еще мнѣ твой мужъ рубль дастъ, чтобы я съ нимъ ѣхалъ, и то я не поѣду, отвѣчалъ съемщикъ.
— Экіе вы какіе сердитые, сударь! Да что онъ сдѣлалъ-то вамъ такое особенное? Кажется, ужъ старались, хлопотали, хлопотали около васъ.
— Что онъ сдѣлалъ? Ты хочешь знать, что онъ сдѣлалъ? Я ему отдалъ деньги за отвозъ насъ на станцію, а онъ взялъ деньги и отказался насъ везти
— Мы не считаемъ, баринъ, что вы намъ за отвозъ васъ на станцію деньги отдали. Помилуйте, откуда же?.. По расчету не выходитъ. Вы отдали только шесть рублей. Вы даже и мнѣ-то обѣщанныхъ на кофей не дали.
— Господинъ хозяинъ! Запрягайте, пожалуйста, для насъ лошадь и везите насъ скорѣй на станцію, обратился съемщикъ къ лавочнику.
— На полтора рубля согласны-съ?
— Чортъ васъ дери! Грабьте! Запрягайте!
— Зачѣмъ же сердиться-то? Никакого тутъ грабежа нѣтъ, дѣло полюбовное. Хочешь — ѣдешь, не хочешь — не ѣдешь, проговорилъ лавочникъ и, обернувшись къ дверямъ лавки, крикнулъ:- Силантій! Запрягай гнѣдого въ тарантасъ! Дачниковъ на станцію повезешь. Пожалуйте, ваша милость, въ лавку на скамеечку присѣсть. Лошадь черезъ десять минутъ будетъ готова, отнесся онъ къ съемщикамъ.
— Не требуется. Намъ и здѣсь хорошо, пробормоталъ съемщикъ, отвернувшись отъ лавочника и переминаясь съ ноги на ногу на дощечкѣ, положенной черезъ грязь.
— Ну, барыня пускай зайдетъ. Гдѣ же имъ тутъ посреди грязи-то?.. У насъ въ лавкѣ чисто. Можетъ быть, онѣ кстати и гостинчику какого ни на есть купятъ у насъ для своихъ дѣтишекъ. Вѣдь дѣти любятъ гостинцы. Леденцы есть, мармеладъ.
Съемщики не отвѣчали. Баба стояла около нихъ и опять приступила къ нимъ.
— Сударыня, да неужто вы мнѣ на кофей-то не дадите? Сударь, да неужто же вы отжилите обѣщанное? Вѣдь такъ господа, ей-ей, не дѣлаютъ.
— Базиль! Кинь ты ей Бога ради полтинникъ и пусть она провалится! раздраженно сказала съемщица мужу.
Тотъ съ сердцемъ сунулъ бабѣ въ руку мелочь и крикнулъ:
— Бери и провались куда-нибудь, чтобъ я тебя не видѣлъ.
— Ну, спасибо, спасибо, заговорила баба, улыбаясь, и прибавила:- а только и сердитесь же вы! Зачѣмъ такъ сердиться! Ну, прощайте. А къ тебѣ я, Савелій Прокофьевичъ, ужъ ужо вечеркомъ за халтурой приду, обратилась она къ лавочнику. — Вонъ баринъ-то ужъ очень сердится.
— За халтурой! Какъ вы эту самую халтуру очень ужъ чудесно любите! проворчалъ лавочникъ.
— Да вѣдь самъ же обѣщалъ, что кто тебѣ дачника подсдобитъ, тому халтура будетъ, — вотъ я и подсдобила.
— Послушай, баба! Скроешься ты съ нашихъ глазъ или не скроешься? крикнулъ съемщикъ.
— Иду, иду, баринъ. Благодарю покорно. Вотъ видите, я такъ не сердитая.
Баба зашагала по дощечкѣ черезъ грязь и вскорѣ скрылась за угломъ.
Минутъ черезъ десять со двора мелочного лавочника выѣхалъ тарантасъ. На козлахъ сидѣлъ работникъ. Лавочникъ самъ усаживалъ съемщиковъ въ тарантасъ и сказалъ работнику:
— Полтора рубля съ нихъ на станціи получишь. Ну-съ, счастливаго пути. Жалуйте къ намъ поскорѣе совсѣмъ. Полагаю, что изъ-за товара ссориться не будемъ, обратился онъ къ съемщикамъ. — Трогай, Силантій!
Лошадь потащила тарантасъ по грязи.
— Ну, слава Богу, выбираемся изъ этого поганаго гнѣзда, сказалъ съемщикъ.
— А вѣдь въ этомъ поганомъ гнѣздѣ все лѣто прожить придется, со вздохомъ отвѣчала съемщица.
— Да ужъ я теперь такъ разсуждаю, что не наплевать ли намъ на нашъ задатокъ, данный за дачу, и чтобъ ужъ сюда ни ногой…
Съемщица помолчала и потомъ пробормотала:
— А вотъ дома объ этомъ потолкуемъ.
1893