Вошла молодая девушка. Увидев стоящих в прихожей, она взвизгнула.
Филипп Филиппович успокоил девушку, а потом некоторое время с ней о чем-то шептался. Было слышно только «…газеты, что Дарья Петровна принесла… порвать… зашить… мусор…» Страшила из разговора ничего не понимал, а Элли с Тотошкой ничего не слышали. Трусливый Лев так и вовсе тихонько похрюкивал в своем углу.
После разговора с профессором Зина аккуратно взяла за руку Страшилу и увела его на кухню. Через минуту там раздался громкий хохот Дарьи Петровны.
- Что там происходит? – спросила Элли. – И разве не вы будете давать Страшиле мозги?
- Нет, дитя мое, - покачал головой Филипп Филиппович, - в моем присутствии нет необходимости. И ничего страшного там не случится. Сейчас мои помощницы все сделают, как надо, и ваш друг будет мудрее самого толкового депутата.
Он вздохнул.
- А вы? Вы ведь тоже чего-то хотите? Спрашивайте, и если я смогу – сделаю.
- Мы устали и очень хотим домой, - сказал Тотошка.
Профессор раскрыл рот.
- Какого черта? Но как… Кто это сделал? Тебе кто-то делал операцию?
- Не было никаких операций, - ответила за песика Элли, - это такое же волшебство, какое творите вы. И он правильно сказал: мы хотим домой. Но как туда попасть – мы не знаем. И заплатить нам за ваши чудеса нечем, ведь из всех ценностей у нас – только мои серебряные башмачки. И самое главное - сначала нам надо помочь друзьям.
В этот момент дверь открылась, и в прихожую один за другим ввалились Борменталь и Железный Дровосек. Дровосека было не узнать: он весь блестел от масла, а свеженаточенный топор сиял в свете ламп. На лице Дровосека сияла улыбка.
- Это волшебно! – проговорил он. – Я стал совсем другим! Внутри меня бьется сердце!
Внутри него скорее булькало, чем билось, но улыбнувшиеся друг другу коллеги не стали разуверять обрадованного гиганта.
- Как все прошло? – сквозь зубы процедил профессор.
- Никаких эксцессов, - тихо процедил в ответ доктор, - даже масленку, которую этот здоровяк таскает с собой, залили до краев.
- Спасибо вам, Иван Арнольдович, - теперь уже в полный голос сказал профессор, - скажете потом, сколько я вам должен.
- О чем вы, Филипп Филиппович! - смутился Борменталь. - Когда я студентом явился к вам…
Они могли еще долго изливать друг другу комплименты, но тут с кухни вышел Страшила. Первое, что бросилось в глаза – то, что его голова стала несколько больше, чем раньше.
- Страшила, друг! - выпалил Дровосек и кинулся его обнимать. Делать этого явно не стоило – после размыкания объятий Страшила был весь в масляных пятнах.
- Ну, знаете, - воскликнул он, - теперь я понял, что значит быть умным. И что значит – иметь мозги. Вот, смотрите – я умею думать!
Страшила закрыл глаза, и тут внутри его головы что-то зашелестело, заскрипело, а через ткань наружу полезли ости и старые иголки. Впрочем, длилось это не очень долго.
- Боже милостивый! - Борменталь быстро перекрестился. - Филипп Филиппович, что у него там?
- Вообще-то я попросил Зину, чтобы она столкала туда весь невыброшенный мусор, и заодно газеты, что таскает Дарье Петровне этот негодяй пожарник. Те самые, от которых пониженные рефлексы, скверный аппетит и угнетённое состояние.
- Вот, видели? - Страшила открыл глаза и радостно улыбнулся.
- Друг, какой же ты стал умный, - Железный Дровосек был восхищен до глубины души. – А о чем ты думал?
- Сейчас, минутку, - Страшила чуть напрягся и вдруг заорал: - Как говорит товарищ Троцкий в своих многочисленных трудах, построение социалистического общества вполне обеспечено и с точки зрения международной экономики. В капиталистическом мире противоречия - классовые и межгосударственные - будут нарастать…
Все открыли рты.
Тут из угла донеслось:
- Я бы еще водочки выпил… Эй, кто там? Бормента-аль!
Про Трусливого Льва все забыли, а он уже стоял на всех четырех и терся задом об занавеску.
- По-моему, вам пора, - глядя на Элли, проговорил профессор. – Друзьям вашим я помог.