Не привык к глубоким переживаниям Илья Антонович, но сейчас он не может успокоиться: слишком много тревожного войдет в его жизнь с появлением сына Тараса Лобунько.
…Был ясный теплый вечер. Усталое солнце уже опустилось, но его ласковые малиновые блики еще причудливо сквозили в дымке перистых облачков, в зеленых верхушках сосен и березняка и на окнах домов и сооружениях строящегося Дворца. Даже мягкая пыль на тропинке, которой шел Виктор, казалось, была пропитана густым красноватым светом.
Выйдя на открытое место, Виктор невольно замедлил шаги и посмотрел в сторону далеких гор, вершины которых словно расплавил закат. Виктор долго смотрел туда. Где-то там на западе — Украина, откуда он приехал около месяца назад. Там осталась могила матери. Виктор подавил вздох. Он не мог остаться в родном городе, где все напоминало о ней… К тому же этот неожиданный отъезд Валюши. Она уехала внезапно, даже не сказав прощального слова. Этот большой город ему тоже не чужой, здесь когда-то жил отец… Здесь прошли его молодые годы. Здесь бабушка, тетя Оля. Да, конечно, после того, что произошло, ехать он мог только сюда.
Он хотел учиться, но не сдал одного экзамена. Это смяло все планы. В конце концов созрело твердое решение — поступить работать. В армии Виктор был секретарем комсомольской организации. Вернувшись домой, почти два года работал секретарем комитета комсомола на заводе горного машиностроения. И сейчас он прежде всего подумал о комсомольской работе.
В обкоме комсомола предложили несколько мест. И тут сказалось влияние матери-учительницы: захотелось испытать себя на воспитательской работе. Это сейчас было наиболее близким Виктору, готовившему себя к педагогической деятельности.
И вот желание стало реальностью, он — воспитатель, но… Но все тот же тревожный, беспокойный вопрос: с чего начать?..
4
Начальник строительства Василий Лукьянович Дудка, вероятно, не любил кабинетов: письменный стол его стоял за решетчатой перегородкой в общей конторской комнате — сразу же направо у входа.
Начальник был высокого роста, сутулый, но широкоплечий. Едва он поглядел на Виктора рассеянным взглядом, тот понял, что Дудка страдает какой-то давней неизлечимой болезнью: его густо убеленные сединой волосы оттеняли блеклые, землисто-желтые щеки, беспорядочно изрезанные крупными морщинами.
— Садитесь… Ну как, ознакомились с общежитиями? — спросил Дудка, а сам уже перебирал на столе папки и бумаги. — Товарищ Кучерский, принесите, пожалуйста, чертежи правого крыла здания.
Через минуту у стола появился невысокий смуглый мужчина с недобрыми, на миг задержавшимися на Викторе, глазами.
— Оставьте, я сейчас… — показал на стол Дудка и снова взглянул на Виктора. — Побеседовал бы с вами, да вот — некогда.
Виктор возвращался в общежития недовольный. Он оправдывал начальника лишь тем, что положение на стройке неважное: доска показателей, вывешенная у конторы строительства, пестрела двузначными цифрами. Это сразу же заставило Виктора призадуматься: ведь основная масса строителей — молодежь, выпускники школ ФЗО, которые живут в молодежных общежитиях.
А в это время в опустевшей конторе строительства сидели два человека. Они тихо разговаривали. Разговор был длинный: в окнах мутно-белая окраска сменилась на индиговую, затем — на черную. Василий Лукьяныч Дудка встал и щелкнул выключателем, становилось совсем темно. Встал и второй человек. Он был значительно ниже ростом, чем начальник строительства, по плотнее и моложе.
— Мне пора, — сказал он и, достав коробку «Казбека», закурил: — Зайду в общежития… Новый воспитатель был?
Дудка утвердительно кивнул.
— Ты говорил с ним?
— Понимаешь, Степан Ильич, хочу, чтобы прежде ты его ввел в курс всех наших дел. Тебе, парторгу, это как-то сподручнее. Если парень боевой — определи ему верное начало и — дело пойдет… Только, понимаешь, очень уж он молод, этот новый воспитатель. Я просил у райкома комсомола, чтобы подобрали человека поопытней, а они…