– Держите себя в руках, Эдвард! – шепнул пыхтящий рядом под тяжестью чемоданов адъютант. – Сам волнуюсь, но бог нам поможет.
Гротте машинально кивнул, снова почесал висок, зудящий от нервозности, что не ускользнуло от внимания Штоффе. Тот снова усмехнулся, недовольно покачал головой и направился к гостинице.
Встречу в Ставке назначили на два часа. Об этом сообщил по телефону личный адъютант фюрера Фридрих Хосбах. Видимо, Гитлер хотел спокойно отобедать и на сытый желудок принять гостей, обсудить проблемы и планы. Гротте позволил себе немного расслабиться, опрокинув наперсток отличного баварского бальзама, приняв душ и задремав на белоснежной мягкой кровати. Звонок адъютанта Штоффе разбудил его, следовало собраться за пятнадцать минут и спуститься в холл гостиницы.
За час до назначенного времени инженера Гротте и бригадефюрера СС Штоффе, вооруженных пропусками во все закрытые зоны, провели через поляну меж заснеженных дубов, которые скрывали просторные здания казарменного типа и бетонные укрытия Ставки фюрера. Просмотровый зал был во внутренней закрытой зоне. Их проводили туда и оставили одних, хотя вскоре генерала вызвал Хосбах, и он удалился. Гротте стал раскладывать на большом длинном столе чертежи, организационный план, руководство для полевых частей, схему транспортировки конструкции, водрузил в центре его маленькую деревянную модель «Крысы», развешивал планы и рисунки, намереваясь устроить что-то вроде небольшой выставки. Время шло, давно миновало два часа, но в презентационный зал никто не входил. Инженер взволновался не на шутку, карандаш в его пальцах дрожал и норовил выпасть, руки ослабли. А ведь еще предстояло увидеть фюрера и доложить ему о своем прибытии. Но самое главное – выслушать вердикт и принять то, зачем его вызвали в Ставку. Дело в том, что конструктору не сообщили цель визита, просто обязали прибыть, и все. Это он уже сам соединил в голове шарики с роликами, обмозговал причины вызова и понял, что будет обсуждаться вопрос, касающийся «Крысы». Удача такого масштаба ускользала из рук Гротте во второй раз – он начинал понимать, почему проект тормозят со всех сторон, Шпеер избегает разговоров о, казалось бы, утвержденном в декабре плане работ, а теперь вот неожиданный вызов к фюреру. Ну, не для того же, чтобы повторно сообщить о начале работ и выдаче заказа на военные заводы!
Как назло, внизу живота начались колики, которые быстро стали распространяться в заднюю часть туловища. Гротте выудил таблетку нитроглицерина, закинул ее в рот, поискал глазами графин. Пусто. Неприятные физиологические позывы возобновились. «Нет, это не сердце… это… не хватало сейчас в штаны наложить! Господи, за что мне это все?» Инженер прислушался и метнулся в уборную комнату. Дорвавшись до унитаза и опорожняя кишечник, он чуть не закричал. Ему на миг показалось, что это происки СС, через Штоффе препятствующей развитию проекта «Крыса» и подсыпавшей в утренний кофе чего-то слабительного.
Когда Гротте справил нужду, помыл и высушил руки, а затем покинул уборную и очутился в просмотровом зале, кишечник чуть было снова не освободился при виде собравшихся в помещении людей. Вся верхушка Третьего рейха заполнила зал, своим видом выказывая нетерпение и недовольство отсутствием главного виновника сбора. Такого казуса инженер не ощущал со времен выдворения из СССР. Он извинился перед аудиторией, выхватил платок и стал досуха тереть им все еще влажные ладони. Ведь предстояло жать руку самому фюреру!
Но ритуал приветствия избежал себя. Адъютант Гитлера по еле заметному мановению хозяина громко поприветствовал фюрера и всех собравшихся. Гротте плюхнулся в кресло с краю ряда, увлекаемый сильной рукой Штоффе. Слово взял фюрер.
Пока он говорил что-то о победах и поражениях вермахта на Восточном фронте, иногда перескакивая в мыслях на англичан и американцев, «копошащихся под боком Великой Империи», проклинал русских, выигравших Сталинград и захлопнувших в «котле» дивизии Паулюса, Гротте, уйдя в печальную нирвану, пытался выловить витающие в воздухе мысли. О своем опоздании и не вовремя взбунтовавшемся организме, о поганом настроении фюрера и вероятной резкости, которую он вот-вот обрушит на голову известного танкостроителя Европы, об особой ауре, царящей в помещении, где присутствовало несколько высокопоставленных особ Верховного командования вермахта, СС, военной промышленности и местной власти.
Он не столько слушал и любовался фюрером, одни лишь вид и слова с летящими слюнями которого обычно приводили в трепет юнкерство и захватывали дыхание однопартийцев, сколько пытался успокоиться и дождаться темы о «чудо-оружии». А еще краем глаза распознавал в посетителях особо важных персон.