– Не такое уж страшное преступление, а? – Глаза его смеялись. – За это большой срок не дадут.
Я был вынужден с ним согласиться. Оставив его в приятных размышлениях о слабостях рода человеческого, я пошел в вагон-ресторан. По дороге я встретил своего приятеля – проводника спального вагона, который снова отдыхал в коридоре, глядя, как за окном сменяют друг друга заснеженные гиганты.
– Не часто мне приходится это видеть, – сказал он вместо приветствия.
– Обычно я не езжу дальше Виннипега. Здорово, правда?
Я согласился – это и в самом деле было здорово.
– В котором часу вы опускаете койки? – спросил я.
– В любое время после того, как все пассажиры уйдут в ресторан. Сейчас половина у себя в купе – переодеваются. Я только что отнес двоим по лишнему полотенцу.
– Если хотите, я попозже помогу вам с койками.
– Правда? – Он был удивлен и обрадован. – Это было бы замечательно.
– Если вы сначала управитесь с теми купе, что в салон-вагоне, – сказал я, – то, когда будете проходить через вагон-ресторан, я пойду с вами, и мы сможем заняться этими.
– Вам необязательно это делать, вы знаете?
– Ничего, это приятное разнообразие после обслуживания столиков.
– А ваша сцена? – спросил он, понимающе улыбнувшись. – Как с ней?
– Она будет позже, – заверил я.
– Ну, тогда ладно. Большое спасибо.
– Не за что, – сказал я, прошел мимо закрытой двери Филмера, через тяжелые двери холодной, продуваемой ветром переходной площадки попал в жаркий коридор около кухни и наконец оказался в тесном тамбуре между кухней и залом для пассажиров, где Эмиль, Оливер и Кейти распаковывали бокалы для шампанского.
Я взял полотенце и принялся их протирать. Все трое заулыбались.
В шипящем жару кухни сцепились Ангус и Симона. Ангус попросил ее очистить целый таз сваренных вкрутую яиц, а она отказалась, заявив, что это входит в его обязанности. Эмиль с веселым удивлением поднял брови.
– Она становится все сварливее. Ангус – гений, а ей это не нравится.
Ангус, у которого руки мелькали, как всегда, с такой быстротой, что, казалось, их у него не меньше шести, еще раз доказал свою гениальность – за пять минут он приготовил несколько десятков маленьких бутербродов-канапе, разложил их по противням и сунул на десять минут в раскаленную духовку. На одном противне, сказал он, они с крабами и сыром бри, на другом – с курицей и эстрагоном, а на третьем – с сыром и беконом. Симона стояла подбоченившись и надменно задрав голову. Теперь Ангус уже совершенно ее игнорировал, отчего она злилась еще больше.
Пассажиры, как обычно, стали приходить в вагон-ресторан намного раньше назначенного часа, но ничего не имели против того, чтобы просто посидеть и подождать. Картины, сменявшиеся за окном, словно в театре, приковывали к себе взоры и сковывали все языки – до тех пор, пока на долины не упали длинные тени, и только вершины гор еще заливал меркнущий свет, но и они вскоре погрузились во тьму. Как всегда в горах, вечер наступил рано и быстро – в небе еще медлил слабый свет сумерек, а снизу, с земли, уже поднималась ночь.
"Как обидно, – жаловались Нелл почти все пассажиры, – что самые красивые места Канады поезд проезжает в темноте!" Расставляя бокалы для шампанского, я слышал, что в какой-то газете было написано – это то же самое, как если бы французы не зажигали свет в Лувре. Нелл сказала, что очень сожалеет, но график движения составляла не она, и выразила надежду, что хотя бы одну-две горы каждый успел увидеть в Лейк-Луиз. Так оно, конечно, и было. Большинство пассажиров совершило прогулку на ветреную вершину одной из них – Салфер-Маунтин – в четырехместных застекленных кабинках канатной дороги. Другие заявили: "Ни за что" – и остались внизу. Филмер, сидевший на этот раз с богачами – владельцами Красивого Жара, любезно сказал: нет, он не ездил на автобусную экскурсию, с него вполне хватило разминки в спортзале "Шато".
Филмер появился в вагоне-ресторане со стороны салона, а не из своего вагона, и на лице у него была нехорошая ухмылка, от которой у меня по спине побежали неприятные мурашки. Всякий раз, когда Джулиус Аполлон выглядел таким самодовольным, это наверняка предвещало какие-то неприятности.
Лорриморы пришли все вместе и сели за один стол; оба отпрыска выглядели так, словно готовы в любой момент взбунтоваться, а родители были мрачны. Ясно было, что Занте пока еще не удалось добиться, чтобы ее отец рассмеялся. Роза и Кит Янг сидели с владельцами Высокого Эвкалипта – Ануинами, а супруги "Флокати" – с хозяевами Уордмастера. Любопытно, подумал я, как тянет друг к другу владельцев лошадей – словно они принадлежат к какому-то тесному братству.
Может быть, и Филмер это понимал. Может быть, поэтому он и приложил столько усилий, чтобы попасть на этот поезд в качестве владельца: иметь собственную лошадь означало иметь прочное положение, реальный вес, власть.
Если это было то, к чему он стремился, он этого достиг. Мистера Джулиуса Филмера знал весь поезд.
Эмиль хлопал пробками шампанского. Ангус молниеносно выхватил из духовки свои истекающие соком горячие бутерброды, разложил их по подносам и извлек откуда-то, словно из воздуха, тонкие круглые гренки, на которых лежали ломтики яиц, к этому времени уже очищенных и нарезанных, с черной икрой, побрызганной лимонным соком. Мы небольшой процессией двинулись с кухни – Эмиль и я наливали шампанское, а Оливер и Кейти, умело орудуя серебряными сервировочными щипцами, раздавали тарелочки с закусками по выбору пассажиров.
Нелл, глядя на меня, беззвучно смеялась. Ну и пусть. Я с абсолютно невозмутимым видом наполнил ее бокал, а также бокал Джайлза, который сидел рядом с ней у прохода, готовый к своему выходу.
– Благодарю вас, – томно произнес Джайлз, когда его бокал был полон.
– Рад стараться, сэр, – ответил я. Нелл уткнулась в свой бокал, чтобы не расхохотаться, и сидевшие напротив нее пассажиры ничего не заподозрили.