растормошить, чтобы задать опять и опять какой-то вопрос.
– Онемел, что ли? – спросил следователь участкового.
– А может и так. Увидеть такое.
– Ладно, я всех опросил. Оформляй мальца в больничку. Мы сворачиваемся.
Проводив следователя, участковый дождался, отъезда оперативной бригады.
– Малец, ты как, живой? Живой, вижу. Встать можешь? Давай, попробуем.
Участковый помог Ване встать, обуться. Не запирая дверь, и не опечатывая её, он повёл мальчика к своим «Жигулям». Не успела машина участкового остановиться на площади около магазина, как к нему подошёл Барон.
– Ну что, привёз, так быстро?
– А чего телиться. Как обещал. Забирай.
– А его не кинутся?
– Кому они сейчас нужны? Оформлю, как сбежавшего. Какая разница, откуда он сбежит от меня или из больницы, приюта?
Барон сел в автомобиль участкового и передал ему деньги. Участковый, слюнявя пальцы, краснея и пыхтя, долго считал купюры. Суетливо вытирая пот со лба, он запихнул деньги в карман кителя.
– Ну, я так, если что, свистну тебе. Мало ли кто ещё подвернётся. Ну, бывай!
– Бывай, бывай, – нехотя, с ленцой и с некоторой брезгливостью ответил ему Барон, обернувшись, махнул Ване головой: – Всё, выходи.
Глава 12
Вася с интересом смотрел на мелькающие пейзажи за окном. И когда в расцветающей дымке появились очертания высоких зданий, он громко вскрикнул:
— Вот Москва! Смотрите! Приехали, Москва!
— Ты чего орёшь! Напугал. Смотрю, голос у тебя прорезался? Хорошо. А то я думал и правда, что ты тоже немой! — зевая, сказал Сиплый.
Мальчишки прильнули к окнам машины. С приближением к городу утренняя туманная дымка рассеивалась, и всё чётче вырисовывались силуэты никогда не виданных мальчиками высоток.
— Ух ты! Ваня, смотри, какие дома. Москва! — восторженно говорил Вася, легонько толкая Ванечку, который в ответ понимающе мотал своей белобрысой головой.
— А мне на Чистопрудный бульвар надо! — обратился Вася к Сиплому. Тот удивлённо повернулся к мальчугану.
— Будет тебе и Чистопрудный, и Долгопрудный, — ухмыльнулся он, доставая сигарету и подмигивая водителю.
— Постой, постой, — вдруг забеспокоился он, — а для чего тебе Чистопрудный понадобился? Что, в Москве родня имеется?
— Имеется, — не зная, почему так ответил ему мальчик.
— Так… — озадачено помотал головой Сиплый, — Цыган вечно дерьма всучит!
— Да ладно! Тебе то что? Трёп всё это. Кому они нужны? Не впервой! Обойдётся! — сказал водитель, кивнув в сторону ребят.
Малыши с интересом продолжали смотреть по сторонам, даже не задумываясь о том, что их ждёт дальше. Да и какой ребёнок может предугадать, что его ждёт завтра, через месяц, через год? Впереди просыпалась Москва.
***
Петляя по проснувшимся улицам, автомобиль остановился около пятиэтажного дома. Вася сидел в машине, ошарашенный увиденным в окно пейзажем. После маленьких хибар и домиков с чёрными от времени стенами, грязной улочки, по которой в весеннее — осеннее время и пройти-то тяжело, Васе было странно видеть высокие дома, да ещё в таком количестве. Машины, люди, шум. Он сидел, с удивлением смотрел по сторонам и ждал последующих событий.
Ванечка крепко держал Васину руку. Ему казалось, что если он отпустит её, их разлучат. И он опять останется один на один с постоянной неизвестностью и своими страхами. Почему-то ему сразу приглянулся этот крепыш. И хотя они недавно познакомились, мальчикам казалось, знают они друг друга давно. Знают всё друг о друге, словно переживать своё горе, выпавшее на их судьбы, им пришлось вместе.
— Всё, приехали чумазые, — сказал Сиплый, выходя из машины.
Они позвонили в какую-то дверь на втором этаже пустующего дома. Небольшая трёхкомнатная квартирка была забита людьми. Мужчины, женщины, дети. Кто курил, кто спал, кто сидел, прислонившись к стене, потому что никакой мебели в квартире не наблюдалось. В двух комнатах везде на полу валялись какие-то тряпки. На них сидели, спали вповалку дети, какие-то непричёсанные, обросшие щетиной мужички, женщины с опухшими лицами.
— Принимай, — обратился Сиплый к дородной тётке, вышедшей из третьей комнаты, подталкивая к ней мальчиков, — давай сначала сама с ними поработай. Разберёшься, всё и так знаешь. Тебя учить, только портить. Как эта? Толк от неё есть? — кивнул он головой на женщину, сидящую около закрытого наглухо окна и уставившуюся в одну точку.