— Вот за зданием метро памятник Грибоедову, скамейки вокруг него, а дальше мой любимый Чистопрудный, куда мы часто бегали с Алькой! — от неожиданности она остановилась, — не может быть! Неужели у меня память возвращается. Алька! Кто это сын? Муж? Брат?
Она села на свободное место на бетонной лавочке и подняла голову, подставив лицо солнечным лучам. На сердце появилась небольшая уверенность, что ещё не всё потерянно и к ней вернётся память.
— Алька, Аля, — одними губами шептала она. Ей казалось, что кем бы он ни был при встрече, она полюбит его всем сердцем.
— Слышь, подруга! — Лёля очнулась от чьего-то прикосновения. Открыв глаза, увидела перед собой женщину с большим синяком под глазом. В руках у неё была открытая банка с пивом.
— Просыпайся, слышь, залётная! Это наше место. Ты давай к себе по-хорошему, поняла?
— Простите, пожалуйста. Я вас не понимаю, — недоумённо ответила она ей.
— Чего не понимаешь? Вали отсюда! Чего тебе не понятно? — грубо ответила женщина. Но, увидев растерянность на лице Лёли, присела рядом с ней, — ты откуда? Чья ты?
— Вы знаете, у меня память пропала. Я так думаю, потому что я ничего не помню о себе. Я даже не помню своего имени.
— Ну, ты, мать, даёшь! — женщина глотнула из банки пива, — и звать, тебя как, значит, не помнишь? — уже более миролюбиво стала спрашивать она.
— Не помню. Мальчики звали меня Леной.
— Какие мальчики? — подозрительно спросила женщина.
— Маленькие, Вася и Ванечка, — вдруг у Лёли полились слёзы, — мы с ними по вагонам ходили, в метро, а сегодня они куда-то делись.
— Милостыню, что ли, собирали? Ну чего, ты! Не плачь, успокойся, — женщина погладила Лёлю по руке, — ладно, давай знакомиться, я — Светка, — сказала она миролюбиво. Увидев подходивших к ним шатающейся походкой таких же, с синеватыми отметинами под глазами двух женщин, строго предупредила их.
— Это моя подруга, зовут Лена. Кто обидит, будет иметь дело со мной, ясно?
— О! Уже и подруга! Вы посмотрите! Только обрисовалась и на тебе! — пыталась возмутиться одна из них с лицом, по которому нельзя определить сразу пол человека. На нём чётко вырисовывалась явная деградация, не оставляя ей шанса для возврата в нормальный человеческий облик. Она, неприятно кривляясь и размахивая руками, хотела подойти ближе к Свете, но та её остановила, грубо обозвав:
— Иди, иди, шалава! — и, махнув на неё рукой, продолжила разговор с Лёлей.
— Не обращай внимания на неё. Это Четвертушка. И мозгов у неё столько же. Такая шкура продажная! За четвертушку пойла мать родную продаст. Что же мне с тобой делать, беспамятная ты моя? — видно было, что новой знакомой искренне жаль попавшую в беду женщину.
Четвертушка, окинув Лёлю оценивающим взглядом, зло посмотрела на Светлану, тихо, почти про себя, прошипела:
— Оторвусь я на тебе, придёт время. Деловую из себя строит. Прошмантовка московская, — но, сплюнув, развязно раскинув руки, во всеуслышание выкрикнула, — ну что ж! Кум свинье не товарищ!
— Ладно, дождь начинается. Пошли, промокнем! — предложила Светлана Лёле, и они быстрым шагом пошли мимо здания метро, мимо оживлённой магистрали, мимо островка какой-то стройки. Рядом со строительством нового офисного здания стоял четырёхэтажный старой постройки дом. В некоторых окнах ещё уцелели стёкла, поэтому дом казался снаружи пригодным для проживания. Скорее всего, как водится в России, перед расселением жителей дому был сделан ремонт для отвода глаз и списания не малых денег в карман чиновников. Об этом говорил свежеокрашенный фасад. Света провела Лёлю в комнату, в которой были целые стёкла на окнах. На полу лежал новенький линолеум, неизвестно как уцелевший и никем не содранный.
— Смотри, суки, как деньги делают, — Света подняла за угол кусок линолеума, под ним лежали прогнившие столетние полы, — располагайся, не бойся. Здесь ещё не скоро ломать будут, перекантуемся какое-то время, а там видно будет.
Она подошла к дивану, стоящему у стены, — Лен, будешь здесь кантоваться, поняла?
— Поняла, — тихо ответила ей Лёля.
— Да ты меня не бойся! Я сама не обижу и другим не дам. Давай, рассказывай, что помнишь, — она достала из сумки, стоящей рядом с диваном банку, пива и протянула Лёле.