— Верно, верно, — ответил Бестужев, потирая руки, — умные и осторожные люди — Шувалов и Разумовский — употребили все меры для того, чтобы никто не узнал о положении государыни императрицы, но у старого канцлера везде есть друзья, и он всегда кое-что знает из того, что происходит. Лёгкое нездоровье её императорского величества, требующее лишь якобы короткого отдыха, в сущности представляет собой весьма тяжёлую нервную болезнь, нечто вроде удара, и доктор Бургав подаёт очень мало надежды на полное выздоровление императрицы.
— Я не сомневаюсь в том, что ваши слова — чистейшая правда, — заметила Екатерина Алексеевна с тонкой улыбкой на губах, — в противном случае вы едва ли доставили бы нам удовольствие видеть вас у себя.
Слова великой княгини нисколько не смутили графа Бестужева.
— Хотя я, как старец, стоящий одной ногой в гробу, весь принадлежу прошлому, — возразил он, — но меня очень интересует и будущее, тем более что представителями этого будущего являются такие высокопочитаемые и милостивые особы, как вы, ваши императорские высочества, — прибавил он.
— Будьте уверены, что представители будущего не покажут себя неблагодарными, — заметила Екатерина Алексеевна, — и вы найдёте в них искренних друзей.
— Конечно, конечно, — подтвердил Пётр Фёдорович её слова. — Но скажите, это — всё, что вы хотели сообщить мне?
— Я не посмел бы только из-за этого беспокоить вас, ваше императорское высочество, — ответил Бестужев. — Мне нужно сказать вам нечто более важное.
— Так говорите скорее! — воскликнул великий князь.
Екатерина Алексеевна напрягла всё своё внимание. Она слишком хорошо знала этого хитрого царедворца и не сомневалась, что только очень важное дело могло заставить его прийти сюда.
— Как я уже имел честь докладывать вам, ваше императорское высочество, — продолжал свою речь граф Бестужев, — фельдмаршал Апраксин в течение всей зимы не покинет Норкиттена, что при тех условиях, в которых мы сейчас находимся, вряд ли будет желательно...
— Это почему? — перебил канцлера великий князь. — Ведь во всяком случае часть владений его величества короля прусского и без того занята нашими войсками.
По-видимому, великий князь только и думал о том, чтобы не нанести неприятности обожаемому прусскому королю; но Екатерина Алексеевна слушала с напряжённым вниманием слова канцлера, стараясь заранее угадать, к чему клонится его речь.
— В эту минуту меня интересует не король прусский, — возразил Бестужев, — а Россия. Мне кажется, что интересы её императорского величества и вашего императорского высочества должны быть ближе фельдмаршалу Апраксину, чем удовольствие или неудовольствие Пруссии.
Взгляд Петра Фёдоровича омрачился, но он продолжал спокойно слушать слова канцлера.
— Я уже имел честь говорить вам, ваше императорское высочество, что положение государыни императрицы очень тяжело. Выздоровеет ли она, удастся ли ей сохранить разум — известно лишь Одному Господу Богу. Все её верноподданные, в том числе и я, возносим горячие молитвы Милосердному Создателю о здоровье государыни императрицы, но весьма сомнительно, чтобы наши молитвы были услышаны; может быть, наш Господь, по Своей великой премудрости, порешил положить конец славному царствованию императрицы Елизаветы Петровны.
Пётр Фёдорович вздрогнул и забарабанил пальцами по столу.
— Если случится это несчастье, — продолжал граф Бестужев, — то те лица, которые заслуженно или незаслуженно пользовались доверием государыни императрицы, высоко поднялись над толпой и забрали власть в руки, употребят все силы и способы для того, чтобы не лишиться этой власти.
— Как же они могут иметь её? — воскликнул Пётр Фёдорович. — В России пользуется властью лишь один император.
— Вы, ваше императорское высочество, лично на себе испытали, какую силу приобрели в царствование вашей августейшей тётки Шувалов и Разумовский.
Очень часто они оказывались сильнее государыни императрицы и её приказания стушёвывались перед волей этих господ. Я уверен, что как граф Шувалов, так и граф Разумовский употребят всё возможное, чтобы сохранить если не всю свою силу, то хоть часть её.
— При мне они не будут иметь никакого значения! — решительно заявил Пётр Фёдорович, громко стукнув кулаком по столу.