Граф Шувалов приказал коменданту принести бумаги и письменные принадлежности и оставить его затем наедине с арестованным. После того как это приказание было исполнено и комендант совсем удалился, начальник тайной канцелярии вежливо приветствовал графа Сен-Жермена, с которым он как-то обменялся при дворе несколькими словами; хотя выражение его лица при этом и было серьёзно и сдержанно, но всё же носило на себе некоторую долю благосклонного участия.
— Вам известно, милостивый государь, — сказал он, садясь к столу и приглашая графа занять место рядом, — какое тяжёлое обвинение предъявил вам граф Алексей Григорьевич Разумовский?
— Да, я знаю, — воскликнул Сен-Жермен, с презрительной улыбкой пожимая плечами, — и считаю ниже своего достоинства выражать ещё раз здесь своё возмущение по поводу столь неслыханного и — иначе я не могу назвать его — столь глупого обвинения. Граф Разумовский, которому, как повелителю тысяч штыков, конечно, все позволено здесь, произнёс слово «отравитель», и он сказал это по адресу человека, для которого не существует тайн природы и который нашёл себе доступ и благосклонный приём при всех европейских дворах... Если бы я лишь захотел употребить на служение злу свои познания сокровенных сил природы, — прибавил он, устремляя на графа Шувалова блистающий угрозою взгляд, — то ни на одном европейском престоле не остались бы в живых те правители, которые не нравятся мне... Ведь для меня, — продолжал он, всё более и более пронизывая графа взором, — достаточно было бы одного дуновения, чтобы они распростёрлись мёртвыми у моих ног.
Лицо графа Шувалова повело судорогой, но острый и пронизывающий взгляд его глаз далеко не выразил веры и того робкого страха, которые в ином случае могли бы вызвать самоуверенно произнесённые подобные слова графа Сен-Жермена.
— Видите ли, милостивый государь, — со спокойной деловитостью проговорил начальник тайной канцелярии, — я явился сюда, чтобы снять с вас допрос по возникшему против вас обвинению, которое, если оно лишь обосновано, наложит на вас тяжёлую ответственность за чрезвычайное, неслыханное преступление.
— Спрашивайте! — заявил Сен-Жермен. — Я готов отвечать.
— В таком случае, — продолжал граф Шувалов, обмакивая перо в чернила, чтобы занести всё последующее в протокол, — скажите, давали ли вы когда-либо её императорскому величеству какой-нибудь эликсир или какое-либо другое средство, как бы оно там ни называлось.
— Да, — ответил Сен-Жермен.
Граф Шувалов совсем благосклонно кивнул головой, как бы особенно довольный ясным ответом, данным без всяких запирательств, и занёс это показание в протокол.
— На каком основании вы делали это? — спросил он далее.
— Мне повелела это государыня императрица, — ответил Сен-Жермен.
— Вам повелела государыня императрица? Но откуда её императорскому величеству стало известно о том, что к её услугам имеется какое бы то ни было средство, и каким путём вы пришли к такому средству?
— Очень просто, — ответил Сен-Жермен, насмешливо глядя на начальника тайной канцелярии, — о моём средстве её императорскому величеству сказал обер-камергер граф Иван Иванович Шувалов; он ввёл ко двору её императорского величества мадемуазель д'Эон де Бомон, бывшую собственно шевалье д'Эон де Бомоном, с тою лишь целью, чтобы сделать доступным для государыни императрицы средство, созданное мною, благодаря знанию природы. Следовательно, если возникло подозрение, что это средство принесло вред здоровью её императорского величества, то прежде всего следует сделать ответственным за это господина обер-камергера.
Граф Александр Шувалов не решился занести в протокол это показание.
— Обдумайте то, что вы говорите, — проговорил он, — ваш ответ звучит почти обвинением против одного из первых и довереннейших слуг государыни императрицы... И не забывайте, — продолжал он с угрозой во взоре, в то время как его лицо так и задёргало судорогой, — что существует и пытка, чтобы принудить обвиняемого давать правдивые показания.
Сен-Жермен усмехнулся и ответил:
— Я уже говорил вам, что повелеваю тайными силами природы, приносящими жизнь и смерть; следовательно, глупо было бы угрожать мне мучительными пытками... Пред всеми судьями на свете и под всякими пытками, какие можно было бы лишь придумать, я не покажу ничего иного, кроме того, что граф Иван Иванович Шувалов был тем лицом, благодаря которому я вступил в сношения с её императорским величеством.