Купец спустился к себе в магазин.
Через несколько времени возвратился приказчик; хозяин, очень довольный, рассказал ему, что офицер, которого он видел, купил браслет с жемчугом; затем он взял ящик с драгоценностями и, как делал всегда, понёс его в свою кладовую. Он ещё не раз ходил и возвращался туда и обратно, что происходило обыкновенно каждый вечер, а когда он после этого, закрыв магазин, появился за ужином в кругу своей семьи, никто во всём доме не имел ни малейшего понятия о том, что в потайной комнате, куда никто никогда не входил, кроме хозяина, и которую тщательно убирали лишь раз в месяц под его надзором, находился никому не известный гость.
XLV
Погода стала холоднее, и великий князь, по ежегодному обыкновению, переехал в Петербург, в Зимний дворец. Императрица всё ещё лежала больная в Царском Селе; всё ещё перед её покоями находился усиленный караул и доступ в её комнаты был воспрещён всякому, кроме графов Шувалова и Разумовского и самых приближённых камеристок. Несмотря на сообщения, которые обер-камергер ежедневно делал при дворе о состоянии здоровья императрицы и которые неизменно гласили, что государыня поправляется и через несколько дней намерена выходить, непроницаемая таинственность, окружавшая покои императрицы и даже весь царскосельский дворец, делала своё дело, и в обществе не придавали веры официальным сообщениям обер-камергера. В гостиных громко обсуждали сообщения бюллетеней, а втихомолку передавали друг другу, что положение императрицы безнадёжно; затем сплетня стала разрастаться: говорили, что государыня уже скончалась, что её труп поместили временно в одной из часовен царскосельского дворца и что графы Разумовский и Шувалов до тех пор намеревались скрывать факт кончины, пока не окончат всех приготовлений, чтобы удержать власть в своих руках. Все эти толки усугублялись ещё тем обстоятельством, что лейб-медик императрицы, доктор Бургав, также исчез с горизонта и со дня болезни императрицы оставался в царскосельском дворце. Передавали, что для того, чтобы сохранить в тайне смерть императрицы, лейб-медика заключили в одну из отдалённых крепостей или даже выслали в Сибирь. Другие предполагали, что он предназначался графами Разумовским и Шуваловым для того, чтобы помогать им в их планах, но у всех исчезновение этого единственного свидетеля, могущего дать достоверные сведения о состоянии здоровья государыни, усиливало уверенность, что уже приближался или даже наступил конец царствования Елизаветы Петровны.
Граф Бестужев точно так же с серьёзным и официальным выражением на лице сообщал бюллетени обер-камергера чужестранным посланникам, но при этом для тех из них, которые сумели добиться его расположения, сопровождал эти сообщения лёгким пожиманием плеч и едва уловимой недоверчивой улыбкой, так что вскоре все сплетни, циркулировавшие в петербургском обществе, через посланников достигли до всех европейских дворов и нашли там легковерных слушателей.
С тех пор как великий князь переехал в Зимний дворец и таким образом явился единственным представителем царской фамилии в столице, все придворные ещё больше, чем это было в Ораниенбауме, стали тесниться в приёмных великого князя, и каждый тем скорее спешил выразить свою преданность и почтение Петру Фёдоровичу, чем больше ненавидел и завидовал Шувалову и Разумовскому; при этом каждый надеялся скорее приобрести впоследствии милость и расположение у мягкого, неустойчивого Петра Фёдоровича, чем у себялюбивых, корыстных любимцев бывшей при смерти императрицы. А так как эти знаки почтения внешне выражали соболезнование больной государыне и являлись почти обязанностью для всех, то для великого князя и его супруги было гораздо труднее отклонить их, чем в Ораниенбауме.
Хотя при дворе и не давали теперь никаких балов, тем не менее приёмные залы наследника были полны с утра до ночи: каждый старался быть замеченным там; всё меньше становилось число тех, которые ездили в Царское Село, чтобы непосредственно узнать там о здоровье государыни, и вскоре туда стали отправляться только канцлер граф Бестужев и ежедневно командируемый камергер великокняжеского двора, экипажи которых можно было видеть на пустынных улицах Царского Села. Всё больше и больше круг великого князя и его супруги стал принимать вид царского двора; самые верные друзья Шувалова и Разумовского, число которых с каждым днём всё уменьшалось, не упускали случая показаться в приёмных залах наследника; было ли это следствием приказаний бывших фаворитов, или они сами хотели на всякий случай подготовить себе путь к отступлению, но испытанные друзья больше уже не сидели у себя дома.