— Мы оба, ваше императорское величество, — ответил граф Иван Иванович Шувалов, — мы с доктором втроём не покидали вашего величества.
— А кроме вас? — спросила императрица.
— Не было никого, — ответил граф Иван Шувалов, — мы не хотели, чтобы кто-нибудь был свидетелем обморока и слабости, овладевшей на некоторое время нашей дорогой повелительницей.
— Значит, я здесь одна? — спросила почти в испуге Елизавета Петровна. — Двенадцать дней одна и в беспамятстве?
— Одна с вашими вернейшими друзьями, — тоном лёгкого упрёка возразил Алексей Разумовский.
— А что делается в Петербурге? — спросила Елизавета Петровна, не обратив внимания на его слова. — Что говорят в государстве?
— С нетерпением ожидают выздоровления возлюбленной императрицы, — ответил граф Шувалов.
— И готовятся к её смерти! — жестоко и сурово перебила его императрица. — Но мы поговорим об этом после, когда я соберусь с силами. Где граф Сен-Жермен? — продолжала она потом. — Надо сейчас же привести его сюда!
Разумовский и Шувалов переглянулись в тревожном замешательстве. Но доктор Бургав твёрдо и положительно сказал:
— Пока я жив и дышу, я буду своею жизнью защищать дверь вашего императорского величества против этого человека, этого легкомысленного и опасного сумасброда, если не хуже того; это он своим проклятым эликсиром привёл вас в то состояние, которое, по воле Неба, разрешилось благополучным кризисом.
— Эликсир? — воскликнула императрица, грозно сверкая глазами. — О каком эликсире толкуете вы там?
— Граф Сен-Жермен, — ответил граф Алексей Григорьевич Разумовский, — сознался сам, что дал вам какое-то питьё; он был в столовом зале, когда вы, ваше императорское величество, лишились чувства, и хотел вылечить вас, но я воспротивился такой опасной затее и велел арестовать его для производства строгого дознания.
— Арестовать?! Графа Сен-Жермена?! — воскликнула Елизавета Петровна. — Сию же минуту освободить его и привести ко мне!
— Он исчез непонятным и таинственным образом, усыпив караульного офицера своими адскими средствами и в его мундире покинув крепость, причём не оставил по себе решительно никаких следов, которые до сих пор разыскиваются — увы! — без всякого успеха, — сказал Разумовский. — Виновного офицера строго стерегут, и он не уйдёт от наказания.
— О, вы, несчастные, — снова воскликнула Елизавета Петровна, — что вы наделали?! Граф исчез, и с ним исчезла моя молодость... с ним, — тихо прибавила она, — исчезли надежды... будущность... господство!
— Значит, этот обманщик и шарлатан, — воскликнул доктор Бургав, с досадой топнув ногой, — не только отравил тело вашего императорского величества, но и омрачил ваш рассудок!
— И ты, Иван, — продолжала Елизавета Петровна, — ты допустил преследование этого человека; ты, который знал, чем он был для меня, который сам привёз его сюда, который привёл мне однажды его друга... его приятельницу, — поправилась она, — мадемуазель д'Эон.
— Прошу прощения, если я поступил дурно, — сказал обер-камергер, в испуге и замешательстве подходя к кровати и поднося руку императрицы к своим губам. — Я видел свою дорогую, возлюбленную повелительницу лежащей в тяжкой болезни; невольно приходило на мысль, что виною этого явился эликсир графа, и он был арестован на всякий случай ради безопасности.
— Зеркало, — воскликнула императрица, — зеркало!
Оба сиятельных сановника не трогались с места; доктор Бургав мрачно потупился.
— Зеркало! — ещё громче и раздражительнее повторила больная. — Кто смеет колебаться, если я приказываю? Зеркало!.. — повелительно крикнула она, обращаясь к камеристке. — И если ты промешкаешь хотя секунду, то, клянусь всеми святыми, я заставлю тебя окоченеть в снегах Сибири!
Камеристка, дрожа всем телом, подошла к туалетному столу и всё ещё нерешительно, со слезами на глазах, подала государыне ручное зеркало.
Елизавета Петровна поспешно схватила этот предмет, изобретённый тщеславием, но тем не менее единственный, который беспощадно говорит людям правду в глаза. Она бросила взгляд на изображение, которое показывала ей блестящая поверхность. Громкий крик, где слились испуг и почти отчаянная жалость, сорвался с её бледных, пересохших губ, и она долгое время безмолвно и неподвижно смотрела в зеркало, тогда как в комнате было слышно дыхание присутствующих.